Борис Дмитриев - Позвони мне

Петька вальсирующей походкой подкатил к улыбающейся секретарше, изобразил неполный реверанс и вручил из-за спины предусмотрительно заготовленный букетик полевых ромашек и лютиков.

– О любви не говорю, Люсьена, знающие люди вчера мне на ушко шепнули, что о ней всё давно уже сказано, – артистически кривляясь, юморнул ординарец. – У вас здесь всё настолько художественно, такие декоративные узорчики на фронтоне заплетены, что, клянусь Парижской коммуной, расставаться не хочется. Проволочка колючая очень трогательно применена, и главное – отменного качества. Самое время подавать по инстанциям рапорт о переходе к вам на почётную службу. На большие чины не замахиваюсь, но ночным караульным вахту нести счёл бы для себя за солидное продвижение.

И уже без иронии, кивая в сторону плотно затворённых дверей таинственного фурмановского капища, лихой ординарец поинтересовался:

– У себя?

– У себя, – утвердительно ответила Люся, шаловливо прикрывая смазливую мордочку полевыми цветами. И, положив указательный пальчик на сладкие пухлые губки, тихонько добавила: – Но очень занят.

– Знаем, как и чем они себя занимают. Очередное нашествие на зажиточных мужиков разрабатывают, хлебушек промышляют для голодных бойцов. А может, в домино с каким-нибудь придурком режутся, дупель пусто под шалобаны разыгрывают?

– Ну почему вы такой грубиян, дорогой наш Петро Елисеевич? Присядьте, пожалуйста, на свободное место, скрасьте своим присутствием печаль моего одиночества, – игриво ворковала секретарша. – Я непременно о вас доложу, а вы пока сердечно поведайте всеми покинутой женщине, что в большом мире творится и каково оно нести лавры счастливого жениха. Это же представить без слёз ну никак невозможно, какую невосполнимую потерю несёт женская половина личного состава дивизии.

Петька вальяжно, по-домашнему развалился на предназначенном для удобств посетителей стуле и, с нескрываемым удовольствием, протянул свои ладные атлетические ноги, обутые в щегольские хромовые сапоги. Они хотя и были днями экспроприированы с пристреленного белогвардейского офицера, зато имели стальные гравированные шпоры и сделались предметом зависти многих штабных удальцов. Чего только не предлагали ординарцу в обмен за этот знатный, несравненный трофей!

– Ни за что не поверю, что вы безнадёжно одиноки, мадам. Такие шикарные женщины не должны и не могут оказаться в забвении, – рассыпался во взаимных комплиментах Петруха. – И давайте серьёзно. Я понимаю, что у партийных работников существуют недоступные для низшего боевого состава военные тайны, но всё-таки поведайте, с кем так душевно воркует за закрытыми дверями ваш драгоценный патрон? И вот ещё что: почему они так небрежно облицованы обшарпанным дерматином? Специально разработаю в тылах у противника войсковую операцию, раздобуду багряной кожицы, постараюсь, чтобы лучшего, непременно козлиного, происхождения, и лично устраню непорядок.

– Какие могут быть в дивизии секреты от главного разрушителя дамских сердец и какой же вы на самом деле ехидненький, Пётр Елисеевич. А ещё первым кавалером на просторах революции значитесь, – вторя ординарцу, ответила смышлёная барышня. И уже доверительно, являясь ближайшей подружкой пулемётчицы Анки, по-приятельски сообщила жениху, что к Фурманову третий день кряду наведывается благочинный протоиерей Наум, неутомимый постник и непревзойдённый молитвенник.

На то были довольно веские, более чем уважительные причины. Дело в том, что к предстоящей годовщине великого Октября кровь из носу требовалось закрыть две из пяти действующих в приходах благочинного церквей. Дмитрий Андреевич давненько присмотрел хозяйским оком каменный трёхпрестольный храм в соседней деревне Матвеевке, с точки зрения потребностей производственных мощностей «Промнавоза». Неуклонно нарастающие объемы поставок жидкого топлива испытывали острую нужду в просторном сухом помещении для приёма и складирования стратегических сырьевых ресурсов. К тому же комиссару приятно согревала душу трогательная перспектива хранения деликатного продукта непосредственно под покровительством целителя и великомученика Пантелеймона, в светлую память которого был когда-то освящён центральный престол соборного алтаря.

Незадача проистекала вот по какой причине. В Матвеевке правил службу добрейший свояк благочинного, и отец Наум под всякими предлогами старался переложить попечительное внимание Фурманова на большую, тоже каменную, церковь в селе Ракитном. Там, между прочим, настоятельствовал заклятый недруг и соперник протоиерея, некто целибатник Никодим. Ещё при старом режиме на епархиальных собраниях принципиальный Никодим бесцеремонно обличал Наума в непомерном возлиянии горячительного и всячески препятствовал получению наградного, с эмалями и цветными каменьями, креста. Теперь подворачивался удобный повод продемонстрировать супостату священную мудрость: «мне в отмщение – аз воздам».

В прилежно оформленных списках протоиерея Наума, по каллиграфиям которых в самое ближайшее время не в меру ретивое духовенство предполагалось отправить на молитвенную заготовку таёжных дровишек, целибатник Никодим неизменно оказывался под первым номером. В параллельных списках, добросовестно составленных отцом Наумом для предстоящего паломничества избранного духовенства на поиски небесной благодати в ореоле северного сияния, Никодим занимал опять-таки почётное заглавное место.

Но для комиссара этот самый целибатник приходился постоянным партнёром для вечерней игры в подкидного дурака. При этом надо иметь в виду, что Никодим, по собственной инициативе, сдавал карты в обоих случаях, кто бы ни оставался в дураках. Таким образом, налицо обнаруживалась досадная несогласованность заинтересованных сторон. В нерасторжимый гордиев узел завязались вечерняя карточная игра с критическими нуждами «Промнавоза» и своенравными капризами благочинного.

Переговоры растянулись на три долгих дипломатических дня, с бесконечными дебатами и успокоительными возлияниями. Дмитрий Андреевич в состоянии был, разумеется с позиции силы, одним кавалерийским наскоком распотрошить этот гордиев узел, но ему положительно требовалось сохранить дружеские отношения как с целибатником Никодимом, так и с протоиереем Наумом, который регулярно баловал комиссара деревенскими гостинцами. Вот и сегодня, после Люськиного доклада о прибытии чапаевского фаворита, они скоренько доедали принесённую благочинным вареную курицу, солёные грузди, пирожки с потрохами и допивали, что Бог послал, для смирения мятежного духа.

Нельзя сказать, что комиссар излишне обеспокоился визитом хамоватого ординарца, тем не менее деловое застолье пришлось закруглять раньше времени, фактически не придя к деловому согласию. К тому же ещё разок принесённая вареная курица ну никак не могла навредить делу мировой революции.