Александр Солженицын - Красное колесо. Узел III Март Семнадцатого – 1

Пристав велел прекратить шествие. Не послушали.

Тогда, отступая со своим нарядом, он приказал конно-полицейской страже по соседству – выехать на проспект и рассеять толпу.

Зацокали лошади, выехали кривым крылом конные городовые. Смешанная публика – и мастеровые, и мещане, и почище, и гимназисты, и студенты, быстро очистила мостовую, пошла по панелям. Оттого сгустилась – и из этой большой густоты, уже при конце проспекта, против Малой Посадской – грохнули из револьвера в полицейский наряд! Первыйвыстрел этих дней!

Но – не попал, ни в полицейского, ни в кого. И – затолкался быстро в толпе, не обнаружили. Да толпа и не выдаст.

Сгущена толпа на тротуарах – как в ожиданьи высочайшего проезда. Только через дорогу вольно переходят, валом.

И теперь – по ту сторону, уже на Малой Посадской – из того же револьвера, или согласовано у них, – выстрел! Второй!

И закричала женщина, случайная. Упала. Ранена в голову. А в городового опять не попал!

Послали за каретой скорой помощи.

А голубчика – опять не поймали: густо стоит публика, и не выдаёт, не показывает.

Реалист у края панели закричал, что – вот именно этот городовой застрелил женщину.

Тут же подошёл полицеймейстер, при всех проверил у городового патроны в револьвере. Ещё было время проверять правду. Все на месте. И в канале ствола нет порохового нагара.

Реалиста Титаренко задержали.

Та женщина в больнице умерла.

Сколько по льду ушло охотников, а нас перед Литейным мостом – как и не убыло. И подполняются, и подполняются.

И даже оно само так получается, без умысла, задние подпирают, а мы исплотна – вперёд да вперёд, под самые головы лошадиные. Так вот, по вершку, а лезет толпа на лошадей. Лошади отфыркиваются, головами мотают, отпячиваются, – у лошадей-то сознание есть.

А конные чуть отступят – так и пешая полиция отходит, само собой.

Так по вершку, по вершку, беззаметно, из вершков – сажени, вот уже и у моста.

Полиция окрикнет – так ведь никто ж вперёд и не идёт. А напирают сзади просто. Не бранимся и мы в ответ, разве кто огрызнётся. Бабы – про хлеб добавят. Ежели на полицейских вот так бы близко часто смотреть вплоть – тоже ведь люди. Тоже подумать – и они на службе, и у них семьи и дети.

– А ваши бабы за хлебом стоят в хвостах?

– А где ж им брать?

– А что ж мы их не видим?

– А что ж им, нашу форму натягивать?

А уже мы почти и на мост ступаем. Тут поперёк ещё драгуны, кони в два ряда.

Вот теперь ежели рвануть – будут рубить? нет? Как бы с лиц драгунских вычитать? – не скажут же при полиции вслух.

Да ведь эвона сколько мы протоптались – что ж нам теперь, это всё пропятиться?

И как-то само взникает, ни вожаков же не было, ни сговора, только переглянулись чуть и заорали:

– Ура-а-а-а!

А сами ни с места. Сильней, и сзаду тоже:

– Ура-а-а-а-а!

Да вдруг – как толканули поршнем по мосту, это ж могута, толпа, с ног сбивает. И все:

– Ура-а-а-а-а-а!

Полицию ту прорвали и не заметили, а на драгун: ну-ка?…

Не бьют! не бьют! шашек не шелохнут, а кони пятятся.

– Ура-а-а-а-а! – пронесли через конницу! И – по мосту! И – по мосту бегом!

И – четь моста! И – полмоста!

А там – всего ничего, дюжина городовых – а шашки вон!

И у полковника – лицо зверячье. И у других не мягше: будут рубить! Будут рубить, сколь поспеют, а сами лечь готовы, да!

И остановилась тысяча перед дюжиной. Всё ж таки первым без головы остаться…

Но кто позадей, значит догадался, поднял и кинул – сколотого острого льда кусок – в городового! Тот схватился, кровью залитый, шибко залитый, и шашку выронил.

А как кровь пролилась – побежали через них. И кто-то по пути из снежной кучи выдернул – лопата! Она ещё страшней, если размахнуться!

Не рубят! Пробежали.

– Ура-а-а-а!

На Невский теперь! (А зачем – сами не знаем).

А задних там оттеснили, они вопят:

– Кровопийцы, хлеба!

– Опричники!

– Фараоновы рожи!

А нам дорога пока свободная, ноги лёгкие:

– На Невский!

Не так понимать, что жизнь города прекратилась. Всё себе шло.

В редакции газеты «Речь» готовились к годовщинному банкету, будет сам Милюков и все вожди ка-дэ.

Из Луги приехал ротмистр Воронович (скоро мы о нём узнаем), сидел в Гвардейском экономическом обществе – никаких беспорядков не заметил, и никто ему не обмолвился.

Да и многие в городе ничего не заметили. Генерал Верцинский на извозчике по городу ездил, ничего не видел, только слышал с Невского шумы. Вечером поехал в театр, как многие.

Да сам премьер-министр князь Голицын испытал сюрприз, что не мог проехать обычной прямой дорогой от себя с Моховой – и в Мариинский дворец, на заседание правительства. Пришлось крюку дать.

На совете министров в этот день были разные рутинные дела, городских волнений не обсуждали: и Протопопов на заседание не явился, а беспорядки эти сегодня от полиции переданы властям военным, с них и спрос.

Брякнула звонком, ворвалась Вероника с Фанечкой Шейнис:

– Ой, тётеньки, на минутку! Литературу зря брали, сейчас не до неё, положить, с ней и влипнуть можно, как Костя!

У Вероники – быстрота движений и решений, с прошлой осени, новая.

– Какой Костя?

– Мотин приятель, Левантовский, из Неврологического. Речь кричал к рабочим, полиция схватила, а в кармане сложенный лозунг на бязи: «Да здравствует социалистическая респу…»

– Ты что, тоже будешь речь к рабочим говорить? – тётя Агнесса с одобрением.

– Не знаю, как придётся! – смеялась Вероника.

И толстенькая добродушная Фанечка:

– Как придётся. А почему б и нет?

– Вероня, Фанечка, подождите, поешьте немного! – хлопотала тётя Адалия.

– Ой некогда!

– Ну вот паштета. И холодца. – Уже тарелки ставила.

Девушки присели как были, в шубёнках и в шапочках, на края стульев.

А тётя Агнесса, сильно волнуясь, третью спичку ломая перед ними, в досаде:

– Вот, задержала ты меня! Разве можно в такие часы дома сидеть! Мы всё пропустим! Что видели, девочки? Где, расскажите?

Паштет пошёл, однако. И с непробитыми ртами:

– Сперва у Сименса-Гальске, на 6-й линии. Кричали им, свистели. Сперва не шли, а потом хлынули – ну, тысяч пять…

– …Да больше! Семь тысяч! – выкатили из ворот…

– …И – к Среднему! А конные городовые – ну, куда, их мало! А тут же близко – казаков человек десять, и полиция позвала их на помощь…

– А они!!! При всей толпе, ни слова не отвечая! – молча простояли! толпу пропустили! – и за толпой поехали, опять молча!!

– Сзади! За толпой! Как будто ни в чём не бывало! Сияли девочки.

– Да скоро и в переулок свернули.

Самим стыдно!

– Это поразительно! Казакам – и то стыдно!!

– А один казак пику обронил – так ему из толпы подали, по-дружески!