Александр Солженицын - Красное колесо. Узел IV Апрель Семнадцатого

Большевики дружно, горячо кричат в поддержку, и немало их тут, но зал всё же не кричит. Оратор ещё дерзей:

– Нечего бояться! Гражданская война и без того уже наступила! И только через неё народ добьётся освобождения!

Новые и очень страшные слова. Враждебные возгласы ему во множестве.

А когда снаружи рявкнут „ура” или „долой Милюкова” – то и внутрь слышно. А видно, кто сидит ближе к окнам, – на предсумеречной набережной: всё гуще толпа, от самой стены корпуса до гранитного края берега и во всю длину здания, – тысяча не одна, флаги и плакаты, и кричат, и машут кулаками, и тоже там свои ораторы с возвышений. Может они – и все за большевиков? Тут и сам Совет поостерегись.

И выходит на трибуну – красивый обихоженный мужчина в цвете лет, с густыми русыми волосами, русой бородкой – за две недели уже его знают в лицо: это Чернов, ему гулко аплодируют все здесь эсеры. А он начинает говорить с таким вкусом, неторопливостью, любовью к речи, будто это не речь, а еда у хорошего стола, и успокаивающе передаётся слушателям:

– Товарищи! Положение столь серьёзно и запутанно, что первое слово, с которым я к вам обращаюсь, – это спокойствие, полное решимости. И – вдумчивость. И – мудрая предусмотрительность. Меньше нервности, товарищи, больше трезвого обсуждения дел. Сейчас положение серьёзней, чем было в февральские дни. Тогда мы,- (он, правда, был в Европе), – совместно свергали самодержавие, которое уже сгнило, так что мы не дрожали каждую минуту за успех, и положение было такое ясное: с одной стороны – правительство, с другой стороны весь народ. А теперь – началась усобица между победителями, и нет ничего опасней для революции. Положение неясное, реакция притаилась, но её змеиное шипение мы все слышим, – а если вспыхнет гражданская война? Контрреволюция не умерла, она ждёт гражданской войны, чтобы вылезти на нас во всеоружии. Нам надо проникнуться серьёзностью момента, и помнить всю чреватость последствий. И поэтому я не стану предлагать собранию скороспелых решений, но скажу: завтра мы увидим, что нам делать. Мы имеем право быть терпеливы, ибо мы сильны.

Но не знал бы тот Виктора Михайловича Чернова, кто бы подумал, что вот он уже и высказался. Это он только вступление делал, а вся речь впереди. И пошёл, и повёл, и повёл.

Конечно, правительство должно отказаться от всяких аннексий и довести до сведения всего мира. Мы знаем, что и демократия других стран будет действовать в том же направлении, – (голос: „мы не видим этого!”), – в том же направлении, а мы покажем им своим примером. Или Временное правительство выполнит наше требование отказаться от завоеваний, или вернёт власть тем инстанциям, от которых получило её, Совету рабочих и солдатских депутатов и Комитету Государственной Думы. – (Громкие рукоплескания, но не всего зала.) – И если этот процесс должен произойти – надо принять меры, чтоб он не дал пищи для реакции. Борьба может быть очень трудной и роковой, но мы не должны торопиться захватывать власть, пока нет условий, гарантирующих удержание её. Не ставьте русскую революцию в положение беременной женщины, разрешающейся выкидышем только из-за быстрого бега. Каждый день увеличивает нашу силу, нам некуда торопиться.

Большевики роптали. Но Чернов – чемпион невозмутимости:

– Демократия не возьмёт власти в свои руки до тех пор, пока осознает свою силу. А когда уже возьмёт – то с тем, чтобы больше не выпускать её из своих рук. И – к этому ведёт нас история! И то правительство – уже будет действительно исполнять национальную задачу. И – я призываю вас к спокойствию, которое не может быть истолковано как признак слабости, а напротив: как результат уверенности в своих силах.

И ещё дальше – ободрительный обзор. Будущего нам нечего бояться. Если в начале революции была рознь между Петроградом и фронтом – то теперь единение с фронтом всё тесней. И каждый день уничтожает разницу в настроении Петрограда и провинции. А внутри страны идёт колоссальная работа, организация выборов в Совет крестьянских депутатов – нарождается ещё новая сила в помощь демократическим силам рабочих и солдат.

– Вооружитесь терпением, товарищи! Не терпением рабской России, а терпением людей, созидающих новую жизнь! Власть – вы получите, но не захватом, а рассчитанными шагами.

Чернов даже очень способствовал задаче президиума – как-нибудь протянуть эти часы пустого Совета. И мог бы ещё долго говорить, но очень уж напирал список. Стали давать ораторам не больше пяти минут.

Ещё же один боевой большевик, с неподходящей фамилией Плаксин: Совету рабочих депутатов немедленно брать власть! (И регот большевиков с мест.)

В ответ уговаривает эсер Каплан: не диким криком толпы выражать свою волю, а организацией! От нашего сегодняшнего тут решения (верил ли он, что тут решается?) зависит судьба российского пролетариата, а может быть пролетариата всего мира. Пусть Исполнительный Комитет встретится с Временным правительством, пусть они вынесут продуманное решение!

И меньшевик Гольцман: нота – провокационная выходка, но мы верим Исполнительному Комитету!

И – внеочередный балтийский матрос, не снимая чепчика с ленточками:

– Я к вам – представитель войск, восставших против Временного правительства! Мы требуем отставки Милюкова! Или наше министерство или гражданская война!!

В зале – разноречивый рёв. И прочёл кой-как сбитые фразы резолюции, будто бы принятой войсками на Мариинской площади. Не поймаешь, что такой резолюции не было, – а в зале начинается раскачка, размах, не предвиденный президиумом: этот Совет, пожалуй, непрошенно начнёт решать? Невообразимый шум.

– Назовите ваше имя! Кто вы такой?

Не объясняет.

Но Станкевич предвидел, и, подготовленный им, выступает солдат из Исполнительной комиссии:

– Хорошо, мы свергнем правительство, а кто заменит его? Мы? Так у нас руки дрожат, и ещё как задрожат. Нет, не надо нам строить карточных домиков, которые сдунуть будет ещё легче, чем Николая II. Не надо нам азартной игры.

И аплодируют ему шумно, опять зал повернулся. Успех.

Но сейчас же полез анархист:

– Немедленный захват власти! Немедленная социальная революция! Есть исторические примеры! Нельзя ждать ни минуты!

И опять большевик:

– Сегодня мы ещё можем бороться с Милюковыми, а завтра их силы могут вырасти!

Тут как бочку масла на взволнованное море, выпустили от Исполкома Бройдо. Этот сперва по ветру: Милюков не понимает положения вещей, и идёт вразрез с желаниями революционной демократии, он имеет в виду интересы буржуазии, а не рабочего класса. А вот и против ветра: но если мы возьмём власть в свои руки, не внесём ли мы раскол в демократию? Ведь с нами – не весь народ, часть народа против нас, а другие слои сейчас с нами, но отвернутся от нас, если мы восстанем? И это неправда, будто сегодня воинские части хотели занять дворец и арестовать правительство. Не было такого. А если б это случилось – это было бы преступлением против демократии.