Комбат Найтов - Амурский вальс

– Фролка! Ты, что ль? Годи минутку!

Земляки встретились! Похлопали друг друга по бокам, оказались из отряда Деда или Бороды, Строгов его фамилия. С ними и двинулись дальше. От них и узнали, что все хутора на правом берегу Зеи от моста до Алексеевска сожжены.

– Когда Маркова пожгли, то все хутора япошек и гамовских огнем встречали. Николу Василича смогли только пушками взять. Так шо нет боле ни Покровки, ни Петровки, ни Сергиевки.

– А Маркова-то за что? Он же не при делах был. За царя-батюшку стоял.

– Отказался бусурман в дом пускать. Вот так. Мы теперя в свом доме не хозяева! Вот по лесам и нычемся.

– А в Талалях что?

– Дык туда и идем! Зараз в Георгиевку, к нам. Передохнем, и к Басову тронемся. Дядька же он тебе будет. Чай, родня. Японца выгоним, отстроим Петровскую.

Тут Иван, который ехал, стремя в стремя, обмяк, Илья подхватил его, чтобы не упал. Его перенесли в одни из саней, потерли снегом лицо, сунули ему снег под гимнастерку. Он немного очухался, но сил держаться у него уже не осталось. Он заскулил жалобно: «Мамо-чка!» Он был ее любимцем, она ему все прощала. И он платил ей той же монетой. Илья смахнул слезу с глаза и дал шенкеля Орлику. Тот красиво изогнул шею и попытался с ходу перейти в галоп, но ему прижали голову вниз поводом и перевели на шаг. Он подъехал к Михалеву, с которым разговаривал до этого.

– Да ты всплакни, Илюшка, полегчает.

– Не могу, я – командир команды. Правов, прав на это не имею, – поправился он, стараясь следить за своей речью.

– Оно и верно, командиру пускать слезу и нюни… негоже. – Он выразился более крепко, но на местном «наречии», состоявшем из бурятских и монгольских слов. Здесь все говорили на такой тарабарщине, которую москвичу или петербуржцу просто не понять, он этих выражений просто не знает. В голове у Ильи постоянно мелькала мысль, которую он хотел отогнать подальше. Вроде не время спрашивать, но тем не менее не удержался.

– А что с конями, с заводом? Ну и со скотиной. Грязнушка цела?

Михалев собирался с мыслями, не зная, как сформулировать ответ. В Грязнушке были стойла самого большого в войске конезавода.

– Большая часть не в стойлах была, в табунах, конюхи проволоку порубили, часть увели, часть сама в степь ушла, частью гамовские захватили. Тех, что в степь ушли, частью отловили, Макар своих две недели гонял. Да и Дед тоже… – невесело начал перечислять Михалев.

– Степан, а Барс, Гепард, Тигрик, матки, главное, матки текинцев? Олдуз, Дива, Дунгиза, Чолпон? Где они?

– Да почем я знаю? Их-то, маток, никогда и не показывали, только на бегах. Есть какие-то кобылы. Че ты взбеленился? Клейма есть, всех найдешь. Но поискать придется. Откель у вас столько?

– Так, пра-пра-пра-пра-пра-прадед наш, Байбак, ушел с Ермаком «воевать Сибирь». Мы на эту землю еще при Алексей Михайловиче, Тишайшем, пришли. С под Красноярска. И уходили с Дона не голутвой, а кошевым при атамане. Дед мой текинцев из Асхабада [1] Старое название Ашхабада. в Сретинск пригнал. Три года гнал! Тогда еще железки не было.

– Да не серчай! А что ж ты в красные-то пошел, коль барин, грамотный да богатый?

– Да я разве про себя! Коняшек жалко! По рукам пойдут, в Китай угонят.

– Эт верно! Хунхузов развелось – спасу нет.

– Разгоним! Это их беда наша привлекает. Победим и разгоним.

– А кто победит-то?

– Да, красные-красные, можешь не сомневаться. Белые, вон, по городам да станциям сидят, носу на село аль в станицу высунуть не могут, только если с япошками придут, чтоб не поколотили.

– Так у вас же одних только десятин здеся где-то тыщ тридцать.

– Есть такое дело, коней кормить надо. А пахотной-то поменьше, где-то четверть-треть. Дед говорил, что под Зилово у нас земли побольше было. Там на круг отдали, здесь взяли, и земля эта не казацкой считается, а первопоселенской. Да еще Духовский отцу прирезал малость.

– А че на тот берег не пошли? Там пожирнее будет!

– Когда дед сюда прибыл, то на том берегу чжурчжэни скот пасли, и много фанз было, да и заливает ее чаще. Причем к самому урожаю! Да и город рядом, штаб полка здесь, на этом берегу.

– Эт точно! Ходят слухи, что переселенцы грозятся распахать земли первопоселенцев.

– Да пусть распахивают, я здесь не останусь.

– Да ты чё это? И куда?

– Учиться хочу дальше. В университет пойду. Если Василий вернется, то он мне голову отвернет, что я жив, а они погибли. Он, когда последний раз приезжал, наказ с меня взял стариков беречь.

– Ты, брат, дурь-то в голову не бери, толку-то от твово присутствия туточки ноль с хвостиком, еще бы и тебя с Ванькой хоронить пришлось бы. Чтоб ты, за «максим» не лег бы? Когда Катеньку вашу за ним нашли, порубанную да пораненную. Уходить надо было им в отряд, а они все про завод да скотину. Вместе держаться надо, тогда есть шанс выжить. А так никакого нет.

– Вот я и должен был уговорить.

– Стал бы войсковой старшина мальца слушать! Ты ж для них как был мальцом, так им и остался. Не кори себя, а бей с протягом, до самого седла. Вот те мое слово!

А тут еще молчавший до того мужичок из переселенцев, вякнул:

– Текинцы они, конечно, красивые, но не крестьянская это лошадь, в плуге не ходит.

– От, ясен пень! – в два голоса сказали Илья и Михалев. – А защищать тебя от набегов кто будет? Кони эти – верховые, казацкие. По ходам чистокровкам не уступают, но выносливее и неприхотливей. Они в пустынях живут. Здесь им равных вообще нет. Дед их в Туркестанском походе приобрел, когда Хиву покоряли. Им цены нет в здешних степях. А не уберегли.

Эти люди свою жизнь без лошади просто не представляли, говорить о них могли бесконечно, обсуждать стати, масти, достоинства и недостатки. А для крестьянина это была тягловая сила, там ценилось одно качество: чтоб ухаживать не приходилось. Но их возникший было спор был прерван появлением дозорного, мчавшегося во весь опор.

– Японцы с американами дозор выставили у станции.

Илья достал карту, в четырех километрах отсюда, правее, был мост, под которым существовал проезд для гужевых повозок. Отряд вернулся немного назад и свернул с дороги в лес, затем вышел на болотце. Обошли Сиваки, форсировали железную дорогу и углубились в лес, ведущий к Егорьевской заставе, теперешней Новогеоргиевки. Японцы позднее ее тоже хорошо пожгли. В междуречье Зеи и Амура действовало два довольно больших отряда, периодически беспокоящих белых в Благовещенске.

Здесь стоит вспомнить историю этого города и освоения этих земель. Впервые эти места упомянуты в русской истории в 1653 году, хотя достигли этих мест казаки под командованием Хабарова на два года раньше. Но следует учитывать еще один «нюанс»: финансировал эту экспедицию воевода якутский Дмитрий Францбеков по собственной инициативе. Было это во времена царствования уже упоминавшегося Алексея Михайловича Романова, Тишайшего. Инициатива на Руси всегда была наказуема, поэтому в 1652 году воевода впал в немилость у государя – из-за многочисленных злоупотреблений и насилий над русскими купцами и местными объясаченными народами, и был лишён имущества и всех должностей. Причина проста: русские потерпели поражение от китайской империи Цин. Лишились нескольких построенных укреплений и вынуждены были отойти к Невельску. Учитывая огромные расстояния и только начавшуюся реформу армии, царь поддержать дальнейшее продвижение на восток просто не мог. А «рынок» требовал мехов. В русские меха одевалась вся Европа. Тем не менее в истории деяния этого царя признаются как «покорителя Сибири». При нем были основаны следующие города: Симбирск (1648 год), Нерчинск (1658 год), Иркутск (1661 год), Пенза (1663 год), Кунгур (1663 год), Селенгинск (1666 год). Это не считая всяких «острогов» и застав. Петра его ближайшее окружение долго попрекало тем, что Алексей, его отец, больших войн не вел, а страну в три-четыре раза увеличил. Хотя движение на Восток начал его родственник: Иван IV, Грозный. После Алексея всего шесть лет правил его малолетний сын Федор, при нем Турция признала Киев и Дикую степь (Донбасс) – русской территорией. Он же отменил местничество, первым начал брить бороду. Затем фактически правила Софья.