Дмитрий Морозов - Корсары Балтики

Он без всякой надобности принялся подтягивать подпругу, потом вытащил из кошеля костяное шильце и с сожалением провертел в ремне новую дырку, сам себе стесняясь сознаться, что не для свободы в движениях, а от приобретенной грузности.

Аника поманил рукой одного из донцов и пошептался с ним. Потом они оба, перевесив сабли за спины, на казачий манер, ужами скользнули в кустарник.

Басманов, как ни вглядывался, в подступивших сумерках не смог разглядеть скрытого передвижения отправившихся на разведку воинов.

Река здесь делала небольшую петельку. Множество лесистых и заросших камышом островков виднелись на воде. Смутно припомнил князь что, подъезжая к Иван-городу, видел разбросанные на островках рыбачьи лачуги. Все это мелкое хозяйство, случись русской армии поджидать наступления ливонцев, было бы спалено. Но сейчас войско готовилось к броску во вражьи земли, и потому решили не обижать обывателя.

Глядя на первые звезды, появившиеся на сером небе, князь вновь погрузился в невеселые раздумья на политические темы. Но душа не лежала к распутыванию хитросплетений вокруг семейства Батори и группировки Адашева.

Басманов задался вопросом — а зачем, собственно, какая-то злонамеренная баба решила подвести Ярослава под казнь. Неужто только из природной своей злобности?

«Засечник — мой охранитель, — думал Басманов, водя ножом по гладкому и холодному камню. — Ко мне что ли подбираются? Но кто мог знать, что воевода Басманов такого-то дня окажется в Ивангороде? Весьма немногие».

Перечисление в уме людей, знавших о маршруте его путешествия едва не повергло опричника в хандру, от которой его спасло появление разведчиков.

— Там она, — улыбнулся недобро Аника, отряхивая штаны от налипшей грязи и сора. — И не одна.

— Далеко ли?

Басманов спрятал мраморное правило и опробовал клинок на травинке.

— Да рукой подать, — ответил донец. — Только шибко грязно там вокруг. Может, княже, ты здесь обождешь?

— Ну уж нет, — решительно сказал Басманов. — Мне — ив обозе? Найдется кому коней стеречь.

— Секретов нет у них, — заговорил Аника. — Так что на конях подойдем поближе. Но потом придется в самую грязюку окунаться. Неровен час — спугнем.

В подступившей темноте они проехали по неприметной тропинке, пока Аника не остановил отряд, и велел спешиваться.

Влажная чаща, сбегающая к самой воде, могла навести настоящую оторопь. Деревья представлялись сказочными великанами, готовыми в любой миг разорвать коней и людей на части за вторжение в свои заповедные чертоги.

В воде что-то шумно плескалось, избегая попадаться на глаза и в полосу лунной дорожки. Кони косились в ту сторону и недовольно фыркали.

— Все, пора бросать лошадей, — недовольно заметил Аника. — Испугаются — шуму наделают.

Басманов еще раз отверг идею остаться не запачканным в грязи. Пришлось оставлять двоих ярославовых людей, взятых с собой для подмоги.

Пробирались среди влажных стволов, оскальзываясь на корягах, на смутный огонек, видимый там, где шумела стиснутая меж островков Нарова.

Наконец, не раз и не два оступившись в холодные лужи, они выбрались в шумящий на ветру камыш. Луна освещала небольшой островок, где угадывалась лачуга, в оконце которой призрачно мерцал свет.

— Лодка у них тут была, — словно извиняясь, сказал Аника, — но кто-то отогнал ее на остров.

— Тут неглубоко, поди, — сказал Басманов. — Да и вымокли мы все одно.

— А может, обложить их, — спросил шепотом старший из донцов. — Да за подмогой послать? Утром, при свете, стрельцы на лодках сплавают и приволокут всех под белы рученьки.

— А как уйдет впотьмах на лодке? — Басманов покачал головой. — Да и стрельцы тут не сгодятся. Могут живьем не скрутить, а порубить сгоряча. Деликатности в них ни на грош.

— И то верно, — Аника скинул кафтан, вернее ту рванину, что некогда кафтаном была, потом сапоги. Подумав, сбросил рубаху, закрепив за спиной портупею с ножнами.

Басманов поразился его почти болезненной худобе, бросавшейся в глаза даже при слабом лунном свете.

Донцы и князь последовали примеру Аники.

«Куда ты, воевода, — спросил с усмешкой сам себя опричник, входя в студеную воду Наровы. — Как увидел бы тебя сейчас государь, или князь Курбский, то-то смеху бы вышло и позору на седины».

Ноги ушли в ил, за щиколотки, словно пальцы кикимор, стали цепляться водоросли. Наконец вода достигла пояса, и прихватило дух.

Первым поплыл к острову Аника, юрко, словно выдра, сторонясь лунной дорожки. Следом устремились донцы и Басманов. Благо, плыть надо было совсем недалеко. Впрочем, когда достигли осклизлых досок, заменявших причал, возле которых моталась привязанная лодочка, ни у кого зуб на зуб не попадал.

Аника скользнул наверх, первым делом заглянув в челн — не лежит ли кто на дне. Потом осторожно прислонился к бревенчатой стене и прокрался к двери лачуги.

Басманов с огромным трудом выбрался, помянув про себя и возраст свой, и холодное предвоенное лето, и кузькину мать. Хорошо еще шума лишнего не наделал.

Донцы, неслышные, словно тени, оказались с двух сторон от князя.

Изнутри доносилась гортанная германская речь. Голос женский, резкий и неприятный, а вторил ему мужской. Слов не разобрал князь.

Аника, повернувшись от дверей, потянул из-за спины саблю, показав три пальца, обозначив, что есть в халупе и еще один молчаливый враг.

Басманов подобрался, намереваясь вслед за Аникой ворваться внутрь, но его нахально оттеснил плечом старший донец. Князь засопел в гневе, но решил, что сейчас не след норов показывать.

Аника указал второму донцу на окно, потом на лодку. Тот кивком головы показал, что понял, и замер, укутанный тенями, поджидая того, кто попытается скрыться бегством.

Молча рванул новоявленный дружинник незапертую дверь на себя и прыгнул внутрь. Донец, сопя, полез следом.

Басманов услышал гневный женский крик и звон стали. Тут же в окне возник размытый силуэт, и о доски грохнули тяжелые сапоги выпрыгнувшего вон человека. На плечах сообразительного недруга тут же повис готовый к такому обороту казак.

Басманов попытался разобрать в сплетении тел, где чья голова, но не рискнул бить сабельной рукоятью в эту мешанину. Решившись, он ринулся в светлый дверной проем.

Внутри он застал довольно дикую картину.

Тучный мужчина, одетый под простого горожанина, с трудом отбивался фальшионом от наседающего Аники, а в дальнем углу донец пятился под неистовым натиском простоволосой девицы в мужском платье, которая уверенно орудовала кошкодером — излюбленным оружием профессиональных европейских наемников.

Никогда не видывал Басманов, чтобы пугался любимец Ярослава супротивника в бою. А видел он его не в одной драке… Что стало с казаком? Лица нет, рот распахнут, как от крика, сабля в неверной руке гуляет, отбивается кое-как, словно неумеха.