Дмитрий Морозов - Корсары Балтики

Он точно знал, что ищут крылатые создания именно его.

От этого осознания гранд очнулся в холодном поту. Он лежал на залитой кровью палубе купеческой лоймы, сжимая в руке обломок сабли, кругом валялись бездыханные тела.

— Бросили, — произнес он. — Дети шайтана, все же бросили!

Он рывком сел и тут же завалился на бок. Судно буквально прыгало из стороны в сторону, опасно накреняясь и содрогаясь. Буря наступала со всех сторон, завывая и раскалывая тьму ударами необычайно ярких молний. Смутно вспоминалась ему абордажная схватка.

— Кажется, — пробормотал испанец, делая еще одну попытку подняться, — меня обуяло боевое безумие. А потом наступил упадок всяческих сил — телесных и духовных. Хорошо еще — за борт не свалился.

Он добрел до борта и уставился в хаос, творящийся за пределами корабля.

— Дело дрянь, — вслух сказал он. — Это корыто не продержится до рассвета.

Не желая сдаваться, упрямый де Сото побрел к корме, намереваясь взяться за рулевое весло, и если не победить стихию, то поспорить с ней напоследок.

Трижды он падал, когда корабль валился набок, один раз его сшибла с ног волна, хлестнувшая через борт. Но упорный кастилец все же добрался до весла и вцепился в него мертвой хваткой.

Опять привиделась старуха, странно реальная на фоне рассекающих небо молний и клубящейся за бортами мглы. Она улыбалась ему беззубым ртом и что-то шептала.

Де Сото прислушался, словно не понимая, что имеет дело с видением.

— Обмануть фрау Гретхен можно, — шептали бескровные губы старухи. — Но — только один раз за всю жизнь.

Де Сото тряхнул головой, и видение рассеялось.

— Фрау Гретхен, — расхохотался он вдруг дико и страшно, прямо в лицо буре. — Где ты, в этом разверстом хаосе? Ты далеко, за волнами и тучами, за Либонией и Ганзой, в домике с цветными стеклышками в проемах и с резными дверями…

— Зато мы здесь, — услышал он вдруг тонкий голос и резко повернул голову.

Никого и ничего, только темные волны и низкие тучи, разрываемые ветром в клочья.

Тут ему показалось, что за шиворот попала вместе с водой здоровенная рыбина. Он отпустил весло и сделал нелепое движение, силясь дотянуться через голову к месту между лопаток, где что-то живое билось и трепыхалось.

Палуба качнулась в очередной раз, и де Сото едва не вылетел за борт. Трепыхание исчезло, а по спине побежал ледяной холодок.

Потом забилась жилка на запястье, словно ожил медный браслет, удерживающий широкий рукав нижней рубахи. Де Сото поднял руку к глазам и с удивлением увидел, как на запястье проступает кровь.

— Кажется, — пробормотал он, — я обретаю святые стигматы. Жаль — никто не увидит и не оценит.

Потом ухо рвануло так, словно за него хватанула акула, а по щеке побежала теплая струйка крови. Де Сото принялся отряхиваться, как заеденный блохами пес, когда все тело его выгнулось и наполнилось болью. Так чувствуют себя обвиненные в ереси люди, разрываемые на части раскаленными щипцами, или ведьма в каком-нибудь Данциге, живьем заточенная в узкий ящик с гвоздями и перевозимая в этом своем новом доме на спине хромого мула…

— Да что такое, каррамба?! Мало мне предательства команды и бури, так еще и какие-то пиявки!.. — закричал де Сото.

— Гретхен не любит, когда ее обманывают, — прошелестел мягкий голос над головой. — У нее есть добрые друзья, такие как старая Брунгильда. А у старухи есть мы…

— Кто — мы? — прокричал в совершенно неодушевленную черноту испанец.

— Мы — частичка мести Гретхен… Голодная частичка…

Икру левой ноги рванули невидимые зубы, потом боль пронзила шею, у основания черепа. Де Сото принялся размахивать руками, не в силах избавиться от наваждения.

— Нам нравится, что ты сильный, — прошелестел голос, когда обессиленный испанец уселся возле рулевого весла, наблюдая, как волны перекатывают по палубе трупы купеческой команды. — Ты борешься. Трапеза будет длинной-предлинной, как рука Гретхен или память старой Брунгильды…

Де Сото пожал плечами и смежил веки.

Есть предел, пик боли, за которым наступает своего рода плато. Организм перестает реагировать на внешние раздражители — все равно, реальны ли терзающие его зубы, или призрачны.

Испанец потерял сознание, потом вновь пришел в себя, пожираемый невидимками, окунулся в небытие снова…

Когда буря стала стихать, де Сото осторожно приоткрыл один глаз. Рядом с ним лежал мертвый свен, обнимая обломок мачты. Испанец встал, посмотрел за борт и упрямо взялся за рулевое весло.

— Гретхен, — вдруг проорал он. — Я ведь найду тебя! Мне снова захотелось увидеться. Я доплыву до тебя один, без команды…

Он помедлил, безумными глазами поводя вокруг, потом пробормотал:

— Все же лучше с командой. Совсем даже не бросили меня, клянусь хвостом нептуньей жены!

Он направился к мертвецу, пинком выбил из его рук обломок, поднял тело и усадил на скамью для гребцов.

— Держи весло, — строго сказал де Сото. — И слушай ритм.

Он взял обломок и принялся стучать им по борту, потом вновь обратился к свену:

— Понял, бестолочь? Для гребца важен ритм, больше ничего.

Закрепив рулевое весло, испанец прошелся по лой-ме, поднимая мертвецов и рассаживая их по скамьям.

Он даже попытался втащить вверх по мачте последнего, уверенный, что до фрау Гретхен можно добраться лишь с толковым впередсмотрящим.

Эту затею он оставил со словами:

— Матрос, ты пытаешься надуть своего капитана! У тебя нет головы, а ты набиваешься во впередсмотрящие…

Вернувшись к рулю испанец некоторое время наблюдал, как стихает разбушевавшаяся стихия. Потом он обратился к своему экипажу с краткой прочувственной речью:

— Все вы, свены, негодные свиньи, но я приведу вас к цели!

Молчание было ему ответом, и лойма двинулась в свое призрачное плавание.

Свен уже близок, — сказал датчанин. — Я чую гнилую требуху в желудке их капитана. Уточняя, где именно он почувствовал присутствие гнилой требухи, Роде ткнул во тьму волосатым пальцем.

— Не следует истинно духовному человеку преувеличивать роль обычных человеческих чувств, — наставительно изрек доминиканец, и буднично спросил: — Ты не побоишься, сын мой, столкнуться со свенским кораблем в этом хаосе? Можно потерять когг.

— Можно, — нехотя согласился датчанин. — Когда увидим его — спустим лодку со штурмовой командой.

— Но это чистое безумие, дьявольское помешательство!

— Когда мы направлялись на север, — напомнил Роде, — вы, святой отец, обещали печься о моей душе и не совать свой длинный нос в дела военные. Не так ли?

— Поистине так.

— Вот и не суйте его! Приготовить лодку!

На беду, из темноты проступил силуэт подлетающего на волне корабля, высветившегося при свете молнии во всей своей красе.