Дмитрий Морозов - Пленники вечности

— Остается только выяснить, как пузырек попадет в спальню Сапеги, — пробормотал Кормак и вдруг поднял глаза на Дрель.

Та незамедлительно влепила ирландцу звонкую пощечину.

— Я только прикидывал…

— Я тебе прикину, шонов выкормыш! — зло сверкнула глазами хозяйка балаганчика. — Уволю, пойдешь по Руси… то есть — по Польше, с сумой.

Тут лицо Дрели сделалось сосредоточенным.

— А есть у Сапеги любимая собака?

— Как не быть, да не одна, — пожал плечами опричник.

— Нет, самая-самая любимая. Которая у него в опочивальне спит.

— Огромный такой пес, кличка Витальер. В одиночку, говорят, раненого кабана берет.

Дрель с хрустом вывернула сплетенные пальцы.

— А на зверьё яд действует?

Опричник начал что-то соображать.

— Не знаю, девица, но можно попробовать.

Кликнули Николаса. Тот приманил на хлебную горбушку шелудивую собачонку. Дрель привязала флакон к песьей шее ремешком, потом отошла подальше и велела Кормаку:

— Открой, только нос зажми.

— Ну, не в помещении же…

Ирландец вынес собачонку на улицу, поднял ее повыше и провозгласил:

— Сим присовокупляется данная псина к длинному списку жертв науки. Да стоять ей рядом с Белкой, Стрелкой и прочими космонавтами на пьедестале… пьедестале чего, Дрель?

— На пьедестале кибернетики, — докончила эльфийка.

— Аминь, — произнес серьезно посланец, и у Кормака зародилось подозрение, что у опричника все в порядке с чувством юмора.

Собаку отпустили, и она тут же принялась заниматься обычными своими делами, то есть вычесывать блох, валяться на спине, подставив брюхо солнечным лучам и гоняться за утками, причем делала все это фактически одновременно.

— Как долго человек сопротивляется яду?

— Совсем недолго. Пора бы уж собачке помереть…

Мужчина выглядел удрученным.

— Даже если мы поймем, что на зверя яд не действует, — где я возьму второй пузырек?

— Ну, не знаю… — Кормак почесал в затылке. — Сгоняй в Россию, возьми там же, где и первый.

— Это долго, служивый.

— Ничего, мы потерпим.

— И все же из арбалета вернее.

— Из тяжелого арбалета с английским колесным воротом, — хохотнула Дрель. — Кормак, лови пса и затыкай флакон. Он не весь еще расплескал. Да и выветриться яд не мог.

Пса ловили долго и увлеченно. Забава собаке понравилась, и она вытворяла сущие чудеса, ныряя между телегой и стенкой, подлезая под коров и пытаясь проскочить в приоткрывающиеся двери изб.

Поймав паршивку, Кормак задержал дыхание, заглянул в пузырек и заткнул его особой каменной пробкой.

— Кажется, здесь еще на пару Сапег и одного Вишневецкого хватит.

Княжий посланец вскоре стал собираться.

— В другой раз к вам приедет иной человек, но покажет тот же перстень. Так что — прощайте, добрые люди.

В его устах выражение «добрые люди» приобрело особый, неповторимый оттенок…

Уже садясь на коня, он наклонился к Дрели:

— А ты девица, все же прикупи еще какого-нибудь яда, которым стрелы мазать сподручно. В Европах полно чернокнижников и алхимиков. Не все из них воры и обманщики, вовсе даже не все…

— Это ты к чему?

— Это я к Кракову, — сказал мужчина, поправляя шапку. — Есть такой красивый город у ляхов. Вино там отличное, и люди приятные. Очень, говорят, уважают театры и прочие срамные и пустые зрелища…

Когда опричник уехал, Кормак воскликнул:

— Ну, и как тебе? Ах, Басманов, меценат, блин, покровитель искусств!

— Ничего не поделаешь, этого следовало ожидать. Живем не в просвещенном веке, а в эпоху повальной грубости нравов. Кстати о грубости — зачем ты сел на Мальвину?

Ирландец поспешно вскочил.

— А как ты собираешься пришпандорить пузырек к собаке Сапеги?

— Если он действительно пригласит нас на охоту? Да запросто. Меня звери любят. Нужно только потренироваться это… пришпандоривать.

— А если найдут на шее у псины флакончик, не укажет ли все на тебя? Может, и впрямь арбалет вернее?

— Вернее было не ехать в Питере на фестиваль в честь Невской битвы, а смотреть «телепузиков», — проворчала Дрель. — Теперь же придется выбирать менее рискованный путь из двух отвратительных и смертельно опасных. Ладно, поглядим. Как карта ляжет…

В ответ на это, Кормак только хмыкнул и ничего не сказал. Собственно, и говорить было не о чем…

Асторокань —современная Астрахань. Наряду с Тьмутароканью, была областью наибольшего продвижения русских на юг.

«Время рогатки отмыкать…» —улицы крупных городов в военное, а на Москве — и в мирное время по ночам перекрывались рогатками и стрелецкими «блокпостами». Соответственно, утро именовалось военными людьми «временем отмыкания рогаток».

Гизарма —разновидность алебарды. Вместо топора с крюком для стаскивания всадника с коня, была снабжена особым стальным зубом, выступающим на широком копейном лезвии.

Губной староста —должностное лицо, заведовавшее «губой», т. е. исполнявшее судебно-полицейские функции на местах.

Засечники —название этой особой породы русских ратников идет от засек, засечных черт, отделявших Россию от Дикого Поля на юге. Оборонительные валы, поваленные бревна, завалы и укрепленные посты чередовались в них с секретами и разветвленной системой подвижных патрулей. Созданные вначале для обороны, засечные черты с успехом использовались русскими для наступления на Степь и дикие племена. Сейчас об этом мало кто помнит, однако именно засеки позволили Москве значительно расширить свои владения. Первые оборонительные линии тянулись едва ли не в десятках верст от столицы, а последние достраивал уже Суворов по Тереку, вдоль Кавказского Хребта. Такой способ продвижения на юг создал в течение столетий особую касту воинов, мало пригодных для регулярных полевых сражений, но являвшихся доками в полупартизанской войне. Чем-то подобным были и казаки, но они никогда не отличались безусловной верностью Короне. Вспомним: во времена Смуты, уже после смерти Иоанна Грозного, тысячи казаков не единожды входили в Москву вместе со всевозможными лжедмитриями и польскими оккупантами. А вот засечники всегда оставались верны царю и отечеству. Из этой среды впоследствии вышла знаменитая русская легкая пехота — егеря и пластуны.

Игра в кости —любимейшее времяпровождение солдат многих веков, известна, по крайней мере, с римских времен. На глиняных кубиках рисовались римские цифры, и игроки выбрасывали их поочередно, набирая очки и спуская золото, нажитое нелегким ратным трудом. Костяные игральные кубики известны и у скандинавов, так что есть по меньшей мере два пути, по которым игра в кости могла попасть на Русь: греко-античный, и викингский. Из иных азартных игр известен так же древнеримский вариант русской игры «орел или решка», именовавшийся в империи «голова или корабль». Через Византию игра попала на Русь и в слегка модифицированном виде дожила до наших дней.