Сергей Шхиян - Противостояние

— Успокойтесь, пожалуйста, — попросил я, — и объясните, что случилось.

— Простите, я сейчас, я перестану, — между всхлипываниями говорила Ольга Глебовна, продолжая держаться за мою шею.

Наконец взрыв отчаянья начал стихать, и наши объятия разомкнулись. Агент отвернулась, чтобы не было видно заплаканных глаз и начала махать кистями рук, студя лицо.

— Я все, я больше не буду, простите меня, пожалуйста, я сама не ожидала, — бормотала она, не глядя на меня. — Вы не поможете мне снять сапог, у меня молнию заело, а то я вам наслежу.

Она опустилась на пуфик и протянула ногу. Мне ничего другого не осталось, как стать перед ней на колени и разбираться с молнией. Женская нога в мужских руках, да еще ладненькая, даже обутая в стоптанный сапог, это…

Я вовремя вспомнил, кто такая незваная гостья, и сумел перестроиться на прозу жизни. Дело сразу пошло на лад, и молнию я расстегнул, не нанеся ущерба ни соблазнительному чулку, ни нравственности хозяйки.

Пока я возился с сапогом, Ольга Глебовна успокоилась и только изредка конвульсивно всхлипывала. Я налил ей холодного сока, и она, стуча зубами по краю стакана, залпом его выпила.

— Вы в порядке? — процитировал я самую популярную фразу американских боевиков.

Агент коротко кивнула.

— А теперь рассказывайте подробно, кто вас на меня навел, кто вы такая и что вам поручили сделать.

Я, чтобы наш разговор не был совсем похож на советский детектив, вовремя остановился, чтобы не спросить, какое у девушки «задание», заменив это слово на более мягкую форму — «поручение». Ольга Глебовна скорбно вздохнула, опять помахала перед лицом руками и приступила к «чистосердечному признанию»:

— У меня есть, был… нет, есть друг, он… нарк, сидит на игле, — она помолчала, а у меня сделалось кисло во рту, так мне не нравится эта модная молодежная болезнь и ее жертвы.

Я ждал, что она скажет еще, и девушка тяжело вздохнула и продолжила рассказ:

— Я долго не знала, что он колется, а когда узнала… впрочем, это неважно. У него большие долги, и они мне сказали, что, если он их не отдаст, то его убьют. Вот, собственно, и все.

— То есть как все? А при чем тут вы и тем более я?

— Ах, это, ну эти, которым он должен деньги, велели, чтобы я пробралась к вам и, и… — она замялась, но все-таки договорила, — чтобы я вам… понравилась, вы меня понимаете? Тогда они его не тронут. — Она опять замолчала.

— Это они вам дали документы страхового агента?

— Да, и книжку велели прочитать о страховке, чтобы вы ни о чем не догадались. Этот, который меня грузил, сказал, что вы фраер, и если я вам дам…

«Фраер» меня заинтересовал — это слово сейчас редко употребляется, таким термином пользовалось старшее поколение уголовников. Пошлый в данном контексте глагол «дать» я вежливо не заметил.

— И что от меня нужно этим людям? Они дали вам конкретные инструкции? — задал я праздный вопрос.

— У вас есть какой-то меч. Я, честно говоря, не очень поняла. Вы сами должны знать, что им нужно, если вы его отдадите, то спасете человека, а я буду, буду, ну, вы понимаете, — не очень вразумительно объяснила девушка.

— Вы так любите своего парня?

— Да. Нет. Я теперь ничего не знаю…

— Он знает, что вас заставляют делать?

— Да, — коротко ответила Ольга Глебовна, вспыхнула и жалко съежилась.

У меня есть собственные способы отличать правду ото лжи. Скорее всего, она говорила правду.

Мы молча сидели на кухне. Ольга Глебовна снова заплакала, тихо и безутешно. Мне не было жалко ее наркомана, способного продать свою девушку за дозу героина. Пусть это жестоко звучит, но меня совершенно не интересовали его судьба и продолжительность жизни.

— Я не отдам… — начал было говорить я, но меня прервал телефонный звонок. — Извините, — сказал я гостье и снял трубку. — Слушаю?

— Три штуки, братан, больше не могу, — сказал голос «офицера» Вовы.

— Это твои проблемы, — холодно ответил я. — Если хочешь, за остаток возьму в зачет Поэта.

— Я же тебе говорил… — сердито пробурчал Вова и первым повесил трубку.

— Так вот, при всей симпатии к вам, я не отдам этот самый меч, — сурово проговорил я, но опять запиликал телефон. Видимо, Вова решил поторговаться.

— Я сказал, что это минимальная цена! — гаркнул я в трубку.

— Какая цена? — поинтересовался голос Поэта Дмитриева.

— Это я не вам, Иван Иванович, — без паузы ответил я.

— Вы меня так сразу узнали? — промедлив несколько мгновений и почти скрыв удивление, спросил Поэт.

— Да, и я как раз говорю вашей посланнице, что саблю вам не отдам.

— Она вам объяснила, что будет с ее молодым человеком?

— Естественно, только мне непонятно, за кого вы меня держите? Мне все равно, что с ним случится.

— Тогда вы можете считать его покойником, — спокойно пояснил Иван Иванович.

Как и в случае с Ольгой Глебовной, я ему сразу поверил. На душе сделалось муторно, но я сумел взять себя в руки:

— Это не мои проблемы. Меня интересует другое, что вам так далась моя сабля?

— Я же вам говорил, что собираю коллекцию старинного русского оружия.

— Можете поверить мне на слово, эта сабля не русская. К тому же, насколько я наслышан, вы не так бедны, чтобы предлагать за нее смехотворную цену.

— Вы уже наслышаны обо мне? — задумчиво спросил Поэт, — похоже, вы не так просты, как кажетесь…

Комплимент я проигнорировал. Не дождавшись комментариев, Дмитриев продолжил:

— Мне не хотелось платить за то, что вам не принадлежит.

— Почему же не принадлежит, я добыл ее в честном и даже неравном бою, справьтесь у Магистра, — добавил я по наитию и, кажется, попал «в яблочко».

Магистр заведовал тем отделением секты сатанистов, которая собиралась принести меня в жертву Дьяволу.

Поэт молчал слишком долго для такого опытного человека.

— Вас, кажется, ничем не проймешь, — наконец заговорил он насмешливым голосом, — только боюсь, что мне удастся обойтись и без вас.

— Это в каком смысле? — чуть быстрее, чем нужно, спросил я.

— Сами найдем, в осеннем лесу! — торжествующе договорил он.

Я сделал паузу, чуть длиннее, чем при обычном разговоре, и парировал деланно равнодушным голосом:

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Когда мы ее найдем, я из тебя, урод, все жилы вытяну, я с тебя с живого шкуру сдеру, ты будешь сам умолять о смерти! — закричал в трубку Иван Иванович. — Я тебя этой самой саблей на кусочки покрошу!

Я не стал ему отвечать — просто опустил трубку. Угрозы меня смутили, и я побоялся проколоться в диалоге, который, как мне казалось, выиграл по всем пунктам. К тому же у меня здесь был заинтересованная зрительница, в пристрастиях которой я сомневался. Во время всего телефонного разговора Ольга Глебовна напряженно наблюдала за мной, пытаясь понять, о чем идет речь.