Сергей Шхиян - Самозванец

Сопровождающий приказной все говорил и говорил, убеждая в благополучном завершении ареста. Так, под убаюкивающий шелест его успокаивающих слов, мы и доехали до нашего жилья. Во дворе, откуда некуда было бежать, конвоиры расслабились и перестали дергаться от каждого моего движения. Мы с Наташей соскочили с лошадей и пошли в избу.

— Вы куда? — растерянно окликнул чиновник.

— Сейчас отдам распоряжения и вернусь, — пообещал я, закрывая за собой дверь.

— Кто эти люди?! Что им от тебя надо?! — воскликнула Наташа, как только мы оказались в избе.

— Ничего не бойся, все обойдется, — стараясь казаться беззаботным, ответил я. — У меня кое-какие дела в Кремле. Ждите меня здесь, вот все наши деньги. Если я через неделю не вернусь, переберитесь в другое место.

— Я тебя никуда не пущу! — воскликнула девушка. — Пусть лучше они уезжают!

— К сожалению, они без меня не уедут. Не стоит затевать тут войну. И старайся без нужды не выходить из дома, мало ли как может сложиться. Иван, — позвал я рынду, — иди сюда.

Ваня тотчас выглянул из своей каморы. Я снял пояс с саблей и кинжалом, положил все на стол.

— Сохранишь мое оружие, а сейчас седлай свою Зорьку, поедешь со мной в Кремль.

— К царю?! — обрадовался он.

— К какому еще царю! Я там останусь, а ты заберешь домой донца, а то потом не найдешь ни коня, ни упряжи.

Действовать нужно было быстро, пока сюда не начали ломиться заскучавшие конвойные. Обычных вещей вроде чашки, ложки и смены белья, которые положены заключенным, я брать с собой не стал, вместо этого засунул в рукав узкий длинный нож, наследство убитого маньяка.

Мои домашние с трагическими лицами наблюдали за опасными приготовлениями.

— Ну, что ты тянешь, давай быстро за лошадью! — прикрикнул я на паренька. Ваня кивнул и выскочил из избы.

— Давай прощаться! — сказал я Наташе и притянул ее к себе.

— Я буду тебя ждать! Возвращайся скорее, — бесцветно сказала она и, пряча слезы, улыбнулась. Держалась она так спокойно, что я лишний раз отдал ей должное.

— Ну, все, меня провожать не нужно. Если тебе будет совсем плохо, найдешь дворянку Опухтину, Ваня знает, где она живет, попросишь от моего имени вас приютить. Она женщина хорошая, думаю, поможет.

— Дай я тебя перекрещу, — попросила Наташа, перекрестила и слегка толкнула в грудь ладонью. — Все, иди, а то я заплачу.

Чиновник облегченно вздохнул, когда я, наконец, вышел. Надо сказать, что вел он себя вполне по-умному, корректно, предпочитая компромисс бессмысленной конфронтации.

— Теперь можно ехать? — спросил он, тоном демонстрируя, что я явно перебарщиваю, так испытывая его терпение.

— Еще одну минуту, с нами поедет слуга, присмотрит за моей лошадью.

— Зачем? — удился он. — У нас в приказе лошадей не воруют!

Я только пожал плечами и не стал напоминать, что о честности наших правоохранительных органов в народе ходят легенды. К тому же Ваня успел оседлать свою кобылу и уже выезжал из конюшни.

— Все, можно ехать, — сказал я и тронул коня. Всю дорогу до Кремля мой главный конвоир непонятно зачем рассказывал, какие благородные люди служат в их приказе. Никакой причины так расхваливать и так уважаемое ведомство у него не было, тем более, что я всю дорогу молчал. Подумать у меня было о чем. Предстоящее свидание с дьяками сулило мне в лучшем случае долговременное сидение в яме, в другом, более реальном — дыбу и наказание кнутом. Сомнений в том, что был бы человек, а уголовная статья на него всегда найдется, у меня не возникало. Мне было даже не любопытно угадать, какое преступления собираются на меня повесить.

Мы подъехали к Боровицкой башне и через открытые ворота въехали на территорию цитадели. Здесь со времени правления последнего Годунова практически ничего не изменилось. Впрочем, с того времени прошло так мало времени, что разницу, если она и была, мог заметить только местный обитатель.

Я остановился возле главного входа и спешился первым. Все остальные также сошли с лошадей и стояли, ожидая, когда мы войдем внутрь. Чиновник благожелательно мне кивнул, и мы с ним вошли под гостеприимные своды следственного отделения Разбойного приказа. Я оказался снова в той самой комнате, в которой недавно лупцевал кнутом бедных государевых служащих. Как только меня здесь увидели, в присутствии наступила мертвая тишина, Однако пока было непонятно, как на меня смотрят, как на лакомый кусок или на морального урода. Добрую минуту никто ничего не говорил. Народ, так сказать, безмолвствовал.

— Здорово, орлы! Что, соскучились?! — громко поздоровался я, чтобы приказные не заподозрили меня в невежливости.

И вот после этого началось нечто! Не будь я главным участником феерии, то с огромным удовольствием посмотрел бы на такое светопреставление со стороны. Их в помещении было человек двадцать, и все одновременно захотели приложить ко мне руку. Какой там кинжал в рукаве! Против такой стремительной атаки мог помочь только хороший крупнокалиберный пулемет. Жаль только, что ничего подобного у меня с собой не было.

Главным лозунгом мероприятия был клич:

— Бей гада!

Однако, как часто бывает, излишнее рвение и инициатива становится наказуемыми. Для такого небольшого помещения чиновников здесь было слишком много, а желание каждого ударить меня так велико, что мне не доставалось и десяти процентов от положенного. А так как ударная энергия, в конечном счете, никуда не пропадала, а распределялась по векторам, то можно легко подсчитать, сколько и кому перепадало ударов.

Не доходящие до меня девяносто процентов зуботычин и пинков делились на двадцать участников экзекуции, и каждому в среднем перепадало около пяти процентов. Плюс то, что я давал сдачи, как только появлялась такая возможность в виде очередного подвернувшегося чиновничьего лица.

Конечно, не все получалось так гладко, как я описываю. Кому-то досталось больше, кому-то меньше, но среднее состояние участников драки скоро стало приближаться к критическому. Уже несколько чиновников не вставало с пола, кое-кто пытался отползти из эпицентра драки, и все меньше оставалось бойцов. И чем меньше их становилось, тем больше мне от оставшихся доставалось.

Однако драка, тем не менее, не затихала, а как-то даже разгоралась. Я еще держался на ногах, пользуясь физической подготовкой и навыками кулачных стычек. Кулаки мелькали, а я медленно отступал в угол, чтобы не открывать свой тыл и даже надеялся если не на победу, то хотя бы на боевую ничью. Однако в какой-то момент все изменилось. Видимо, к чиновникам пришло подкрепление, и их кулаки замелькали вокруг моей головы с такой частотой, что уследить за каждым было просто нереально.

Мне стало недоставать дыхания. А вместе с дыханием я начал терять темп, однако все еще пытался отмахиваться, уже понимая, что проигрываю. Но тогда, когда я уже готов был признать поражение, все начало меняться. Сильные удары до меня почти не доходили, а на слабые можно было и не обращать внимания. Я не понимал, что происходит, но удвоил усилия. Потом передо мной возник какой-то парень. Он просто внезапно вынырнул из-за чьего-то плеча. Я успел увидеть его шальные глаза, кричащий рот и размахнулся, чтобы успеть ударить по зубам, однако что-то в нем было необычное, то, что в такой запарке рассмотреть и проанализировать было просто невозможно, но я почему-то ударил не его, а своего старого знакомого Ваську Бешеного, помощника дьяка Прозорова.