Сергей Шхиян - Заговор

— Тебе что, дороги мало?

— Нет, но я подумал, что тебе будет приятно со мной прогуляться.

Вопрос и ответ оказались так себе, не отличались ни остроумием, ни оригинальностью. Я, чтобы не усугублять собственную глупую шутку, остановил лошадь, собираясь повернуть назад, однако прохожий почему-то тоже остановился. Весело на меня посмотрел и спросил:

— Надолго тебе изба нужна?

— Если хорошая, надолго.

— Сам-то ты кто будешь?

— Приезжий, — ответил я, не углубляясь в собственную биографию, — в Москве по торговым делам.

— Ладно, езжай за мной, есть у меня на примете то, что тебе нужно.

— Я знал, что сегодня мне повезет, — сказал я, из вежливости спешиваясь, — далеко идти?

— Нет, тут у нас все близко, — ответил он и пошел дальше в прежней своей манере, не обращая на меня никакого внимания.

Не знаю чем, но этот оригинал мне понравился, хотя внешне напоминал сытенького хомячка и смешил своей вальяжной самоуверенностью. Он шел, не оглядываясь, а я следовал за ним, держа коня под уздцы. Остановился толстячок возле высоких дубовых ворот. Мы с донцом последовали его примеру.

— Здесь, — коротко сказал прохожий. — Понравишься хозяйке, будет тебе изба.

То, что хозяин не он, меня немного разочаровало, однако выбирать не приходилось, хозяйка так хозяйка. Провожатый ударил железным кольцом в ворота, и они, как по волшебству, открылись. Привратника за ними почему-то не оказалось. Я специально оглянулся — возле ворот никого не было. То ли они отворялись «автоматически», то ли воротный страж успел укрыться в будку.

Мы вошли во двор, аккуратно вымощенным желтым известняком. Такой роскоши я в Москве еще не встречал, даже в Кремле дороги были мощены дубовыми плахами или грунтовые, а пешеходные дорожки дощатые. В середине двора стоял довольно большой одноэтажный дом с резными досками вдоль крыши, почти нормальной величины окнами, украшенными резными же наличниками.

— Вот это да! — только и смог воскликнуть я.

— Эта хозяйские хоромы, — пояснил провожатый, — та, что нужна тебе, дальше во дворе, ее отсюда не видно.

Я с интересом осматривал усадьбу. Все здесь было непривычно глазу: и сама богато украшенная господская изба, и многочисленные дворовые постройки, типичные для богатых подворий, и обычно срубленные кое-как, здесь же аккуратные и красиво отделанные резьбой. В этом странном месте даже забор был прямой и ровно поставленный и не напоминал наши родные изгороди, похожие на пьяного, только что вышедшего из кабака.

— Нравится? — поинтересовался провожатый.

— Первый раз вижу такое красивое, ухоженное имение, — без лести, вполне искренне, похвалил я, — кто здесь живет?

— Скоро узнаешь, — ответил он. — Раз нравится, то пошли в дом.

Он так и сказал, «в дом», хотя это латинское название жилища, позже ставшее в русском языке самым распространенным, еще почти не употреблялось в Московии, все жилые помещения обычно именовали избами.

Мы подошли к невысокому, красиво украшенному резьбой крыльцу, где я привязал к коновязи лошадь. Только теперь я обратил внимание на то, что вокруг совсем не видно людей. Обычно в таких больших, богатых дворах всегда толклись многочисленные слуги, бегали дети, разгуливали домашние животные. Здесь же не было видно ни одной живой души.

Когда мы вошли внутрь дома, не меньше, чем мощеный двор, меня удивило его внутреннее убранство. Дом оказался меблирован по западному образцу. Обычную обстановку русских жилищ этого времени составляли встроенные лавки и полати, которые делались сразу же при строительстве. Здесь же были в основном «самостоятельные» предметы интерьера, вроде полок, сундуков, стульев. Причем все хорошего качества. Кроме того, поражала идеальная чистота: выскобленные до желтизны полы и стены, хорошо промытые стекла.

Мне становилось все любопытнее посмотреть на хозяев, вернее хозяйку такого продвинутого жилища. Обстановка явно опережала свой век, она больше соответствовала эпохе царя Алексея Михайловича, чем теперешний моде.

Из сеней мы прошли в большую, парадную комнату с резными сундуками вдоль стен и большим дубовым столом по середине. На стенах висели дорогие европейские гобелены на мотивы рыцарских романов и куртуазной любви.

— Погоди здесь, — велел провожатый, — я пойду, доложу.

Я остался стоять, рассматривая тканные картины из средневековой европейской жизни. То, что это настоящие произведения искусства, было понятно с первого взгляда. Любоваться рыцарями и прекрасными дамами мне пришлось довольно долго. Мне уже надоело ждать, когда вернулся новый знакомый. Выглядел он смущенным, что никак не подходило к его недавней небрежной вальяжной.

— Ничего не получится, хозяйка заболела, выйти не сможет, — извиняющимся голосом сказал он.

— Что с ней? — спросил я. Уходить просто так, не удовлетворив любопытства и не повидав женщину будущего, мне не хотелось.

— Заболела, животом мается. Я зря прождал, пока обо мне доложат, а она не допустила. Видно не судьба.

— Если болеет, то я могу ее посмотреть, — предложил я.

— Ты? Зачем тебе на нее смотреть? — не понял он.

— Не просто на нее посмотреть, а узнать, чем она болеет, — объяснил я.

— Ты что, в лекарстве понимаешь? — удивленно поинтересовался он, с интересом рассматривая мой военизированный, никак не лекарский «облик».

— Понимаю, — коротко ответил я.

— Тогда погоди, я сейчас спрошу.

Он опять ушел, а я, покончив с осмотром гобеленов, принялся изучать мебель. И эти изделия, судя по породам дерева и тонкой работе, были явно иноземного производства. Перед одним сундуком, украшенным тонкой резьбой и инкрустациями, я даже присел на корточки, за чем меня и застал вернувшийся толстячок.

— Нравится? — вежливо спросил он.

— Очень.

— Пойдем, хозяйка ждет.

Мы прошли через внутреннюю дверь, миновали темный коридор и попали в светлицу, в которой и оказалась спальня хозяйки. Еще молодая, если судить по лицу, женщина лежала, утопая в перинах на широких полатях. Две девушки в темных сарафанах сразу же, как только мы вошли, отступили в сторону. Я поздоровался, но в ответ услышал только тихий стон. Больная попыталась приподнять голову, но охнула, и ее начало рвать. Девушки бросились ей помогать. Мне пришлось отступить и ждать, пока не кончится приступ. Когда обессиленная женщина снова откинулась на подушки, я заглянул в таз с рвотными выделениями.

Похоже, что у бедняги была язва желудка с кровотечением.

— Давно это у нее? — спросил я одну из девушек.

— Со вчерашнего вечера, — ответила она.

— Все время живот болит или временами?

— Временами, то схватит, то отпустит, — слабым голосом сказала больная.

— Сейчас я попробую тебе помочь, — пообещал я, снимая свою амуницию и присаживаясь на край полатей. — А вы пока выйдите, — попросил я девушек и провожатого.