Сергей Шхиян - Заговор

Мне тоже захотелось так же украсить свой вонючий кафтан. На правую руку и широкую повязку я не претендовал, но чем-то отличится от рядовых воинов невидимого фронта стоило. Однако никакого подходящего лоскута под рукой не было, и я вернулся к нашей подводе. Разгрузка там почти завершилась. Наши факелы мои «коллеги» доложили к общей куче на полу сарая и теперь вытаскивали со дна повозки плетеные корзины с какими-то непонятного назначения глиняными шарами.

Я был так занят наблюдением за двором, что вначале не обратил на эти странные предметы внимания. Только когда Сидор показал мне один такой глиняный комок и спросил что это такое, я рассмотрел его в подробностях. Шар был небольшой, неправильной формы, размером чуть меньше кулака. Из него торчал льняной шнурок. Думаю, будь во дворе светло, я бы сразу догадался о назначении странного предмета, а теперь, на ощупь, на это потребовалось несколько минут. На отгадку натолкнул торчащий из глины хвостик.

— Такими шарами монголы забрасывали деревянные крепости, — сделал я смелое по своей безответственности предположение. — Там внутри должна быть горючая жидкость.

— Как это горючая? Зачем? — не понял Сидор.

— Поджигаешь фитиль и бросаешь, — все более уверенно строил я гипотезу. — Шар разбивается, жидкость начинает гореть. Вот тебе и пожар!

— А зачем такое нужно? — вмешался в разговор крестьянин.

— Если война начнется, будут вражеские крепости поджигать.

— Ишь ты, страсти-то какие! Никак на нас кто войной идет?

— Ты откуда сам-то будешь? — спросил я мужика, как бы невзначай пряча в карманы пару поджигательных снарядов, мало ли на что они могут пригодиться.

— Здешний, подмосковный, — ответил он, — в холопах у стольника Нечаева.

— Знаю такого, говорят, хороший человек, — похвалил я.

Крестьянин на это никак не отреагировал, промолчал.

— Тебя как зовут? — спросил я, рассчитывая получить от него информацию о помещике.

— Алексеем кличут, — ответил он.

— Вот здорово, значит, мы с тобой тезки! — обрадовался я. — Послушай, друг Алексей, а не привозили вчера к вам в поместье какую-нибудь незнакомую девку?

— Беглую, что ли? — без раздумий уточнил он.

— Беглую…

— У нас, в темной сидит, от тебя, что ли, сбежала?

От такой нечаянной удачи мы с Сидором одновременно крякнули. Однако беглых девок могло быть сколько угодно, нам нужна была единственная.

— Как ее звать, не знаешь? — с надеждой спросил я.

— Нет, мне девки без надобности, я семейный. Видеть видел, а говорить не говорил.

— А какая она из себя? — горячо вмешался в разговор Сидор.

Мужик удивленно на него посмотрел. Ответил так, как и следовало ожидать:

— Девка как девка, обыкновенная, с косой и в сарафане.

— Можно, я пойду туда! — взмолился парень. — Как же она там, бедняжка?! Да я бегом добегу!

— Ты сейчас побежишь домой, я тебя уже, кажется, предупреждал! — попытался я остановить бьющий из него фонтан чувств.

Ничего не понимающий крестьянин переводил тревожный взгляд с одного на другого. Наконец у Сидора отлило от головы, и он отступил в сторону.

— Чего это он? — шепотом поинтересовался мужик. — Никак умом тронулся?

— Есть немного, — ответил я, так, чтобы слышал влюбленный, — в детстве его из люльки уронили вниз головой, вот он и не понимает, где и что можно говорить!

— Да я что, я просто так, — извинился Сидор.

— Это было последнее предупреждение, если я еще раз тебя услышу! — угрожающе сказал я. Потом заговорил с крестьянином:

— Ты когда домой собираешься?

— Как барин скажет, он тут обещал быть, — ответил он. — Наше дело подневольное, как скажут. Жаль только, пшеница уже сыпаться начинает, а я тут прохлаждаюсь! Да кто поймет землепашца!

— Покажи мне своего постельничего, я с ним поговорю, может быть, и смилостивится, отпустит. Я о нем наслыхом знаю, а в лицо никогда не видел.

Мужик обрадовался доброму слову:

— Ох, поговори, голубь, веришь, как о пшенице вспомню, душа кровью обливается! Летом же день год кормит!

— Обещал поговорить, значит поговорю. А ты случаем, дьяка Ерастова не знаешь?

— Это такой, представительный, гордый, что к моему барину ездит? — уточнил Алексей.

— Я его в лицо не знаю, может и гордый.

— Точно, так его будто и называли, Ератов какой-то, — бормотал мужик, не в силах переключиться с одной мысли на другую. — Или вроде не Ератов, а так, как ты называл! Много их к нам ездит, всех не упомнишь…

— Ладно, пойдем по двору погуляем, если заметишь хозяина или Ерастова, тихонько мне скажи, а то они рассердится могут.

— Это как водится, — согласился Алексей. — Бояре народ нетерпеливый, как что не по ним, так в крик или сразу в морду норовят. Мы обхождение знаем, не лезем с кувшинным рылом в калашный ряд!

Пока происходили все эти события, у заговорщиков приближался час X. Мелкие начальники окончили инструктаж и разрешили исполнителям отдохнуть перед началом акции. Время неумолимо уходило, а я так ничего не мог предпринять. Мелькнула мысль поджечь сено в конюшне, однако во дворе было столько людей, что начинающийся пожар тотчас заметят и потушат. Даже если бы я подожгу в сарае смоляные факелы, они не успеют разгореться. Тут нужно было подпалить что-нибудь быстродействующее, вроде порохового погреба. Вполне возможно, что он где-нибудь здесь и был, только неизвестно, где и как к нему подобраться.

— Вон идет мой барин, — перебил мои грустные мысли Алексей, указывая пальцем на переднюю часть двора.

— Барин? — не сразу понял я, о чем он говорит. — Где барин?!

— Да вон, идет по двору с тем, ну, про которого ты спрашивал.

— Ерастовым?

— С ним.

Действительно по двору шла группа из пяти человек. Впереди двое с широкими повязками на рукавах, сзади, на почтительном расстоянии, еще трое, по виду охранники.

— Который барин? — тихо спросил я крестьянина.

— Тот, что пониже, а который подороднее, Ерапов и есть.

— Вы оставайтесь, я попробую подойти, поговорить, — сказал я и неспешной походкой двинулся параллельно идущей группе.

Кажется, у меня появился единственный шанс решить вопрос в пользу Москвы. Без руководителей поджог города, просто, может не состояться. Однако как на глазах охранников напасть на двух молодых здоровых мужчин, справиться с ними и при этом остаться в живых, я не представлял. Как ни странно, просто броситься на амбразуру меня не тянуло. Героизм дело возвышенное, подвиг тем более, но мне не хотелось принести себя в жертву, тем более в таком отдаленном прошлом.

Между тем оба предводителя шли в дальнюю часть двора, туда, где темнели хозяйственные постройки. Я обогнал их по флангу и спрятался за коровником. Стоял, прижимаясь к стене, явственно различая запах молока и навоза.