Сергей Шхиян - Юродивый

Однако это чудо оказалось не единственным, с которым мне тогда довелось столкнуться. Долгожительница, когда мы окончательно подружились, попросила меня разыскать ее пропавшего в восемнадцатом столетии жениха. Как и у любого, относительно нормального человека, попавшего в подобную ситуацию, такая необычная просьба вызвала, мягко говоря, «легкое удивление». Сначала я подумал, что тетка просто спятила. Однако оказалось, что все не так просто. Стоило мне только перейти по прогнившему от старости мосту на другую сторону реки протекавшей рядом с ее домом, как я очутился в далеком прошлом. Отнесло меня «течение времени» ни много ни мало, на двести с лишним лет назад.

Моему рассказу можно верить или не верить, это личное дело каждого. Для одних, все, не вписывающееся в привычные нормы обыденных представлений, фантастика и чистый вымысел, в то время как кое-кто не просто признает возможность инвариантности жизни, но даже умудряется жить в собственном измерении. Я это понял когда оказался так далеко от дома, что. уже не надеялся никогда туда вернуться. Все кругом было как обычно, небо, земля, воздух, только в другом месте и чужом времени.

Жизнь в России в конце восемнадцатого века оказалась совсем не похожа на ту, что мне представлялась по книгам и придуманному отношению к прошлому. У меня, как и у каждого слегка грамотного человека в нашей Отчизне, имеется собственное представление о чем угодно, начиная с вопросов, в которых я совсем ничего не понимаю, и, кончая вопросами в которых разбираюсь поверхностно или плохо. Скорее всего, это наша национальная традиция. Мы в своем большинстве умны, самоуверенны но, к сожалению, большей частью не профессиональны.

Хорошо это или плохо, я оценить не могу. С одной стороны, на такой зыбкой почве вырастает много талантливых и, нередко, гениальных людей, чем вправе гордиться всякий причисляющий себя к русской культуре и нации. С другой, во всей обозримой исторической перспективе жили и живем мы большей частью так плохо и скудно, что порой начинаем завидовать тупым, примитивно мыслящим, а то и умственно ограниченным народам, сумевшим организовать себе сносное, а то и комфортное существование.

Люди прошлого, как это ни странно, двести с лишним лет назад были точно такими же, как в нашу просвещенную эпоху. Разница была разве что в темпе существования, а все остальное составляющее основу нашей жизни, от лени и разгильдяйства, до неприкрытого холуйства, оказалось тем же самым, что и в XXI веке. Так же невозможно было ни от кого ничего добиться, так же перед любым начальством народ вынужден был ползать на брюхе. Иногда даже получая от этого мазохистское удовольствие. Даже воровство и вымогательство были родными и привычными. Так что разница между эпохами проявилась в более качественной пище и меньшими возможностями развлечься. Короче говоря, хлеба было больше, а зрелищ меньше.

Выжить мне удалось довольно просто. Сначала повезло тем, что я попал в имение своего однофамильца, как позже выяснилось моего прямого предка. Потом проявились способности к медицине, давшие возможность недурно зарабатывать…

…Тележные колеса стучали по неровностям дороги. Я проглотил горькую слюну, заполнившую рот и позвал спину ямщика:

— Эй, ты куда меня везешь?!

Спина не откликнулась. Она была серой, в старом армяке, над которым возвышалась островерхая крестьянская войлочная шапка.

— Мужик, куда мы едем? — попробовал я зайти с другого конца. — В Москву?

Ответа, как и прежде не последовало. Нужно было определяться и попытаться что-нибудь предпринять, не просто же так лежать в прелой соломе, слушать однообразный скрип несмазанных колес и ждать, чем все это кончится. Я попробовал пошевелить пальцами, проверяя, как надежно меня связали. Пальцы не слушались, вернее, я их вообще не чувствовал. Это говорило о том, что скрутили меня крепко, и в кистях нет кровообращения.

Примерно в такую же передрягу я уже попадал в 1901 году. Тогда я был вынужден бежать из двадцать первого века, спасаясь и от продажных властей и от бандитов. Перемещаться во времени пришлось на не апробированном аппарате. «Пронзая просторы времени», я потерял сознание, и свалился посередине поля. Местные крестьяне, увидев невесть откуда появившегося человека, связали меня по рукам и нога и повезли сдавать начальству. Тогда все обошлось. Впрочем, тогда и время было другое и врагов у меня столько не было. Теперь все получалось похоже, но при других обстоятельствах.

— Но! Залетная! — вдруг, закричал ямщик высоким, каким-то не мужским, а скорее высоким женским голосом, словно демонстрируя, что если не со слухом, то с речью у него все в порядке.

— Эй, земляк, — опять позвал я, — куда мы едем?

Ямщик сидел на облучке как каменный.

— Дай воды! Слышишь, остолоп, я к тебе обращаюсь!

Увы, и эти мои призывы остались без ответа. Тогда я закрыл глаза и попытался расслабиться и отвлечься от мучительной тряски и продольной тележной жерди, о которую, когда колеса прыгали по ухабам, гулко бился голова.

«Хорошо в такой ситуации индийским йогам, отключится и ни о чем не думает, а тут, болит все тело, в голове сплошная каша», — размышлял я, и попытался представить себя на мягком диване, в уютном кабинете с книгой в руке.

Представить это не удалось, вдруг телегу так тряхнуло на колдобине, что я отключился безо всякого самовнушения. Очнулся, когда мы уже стояли. Едва я осторожно приоткрыл глаза, как сверху показалось чье-то незнакомое лицо: борода до глаз, красная шапка до бровей, внимательные глаза. Я смежил веки, подсматривал сквозь ресницы.

— Да он живой ли? — спросили полные красные губы, обнажая крупные желтоватые зубы.

— Живой, живой, Харитон Тимофеевич, — ответил заискивающим дискантом возница. — Надысь голос подавал.

— Что-то не похоже, развяжи его, а то совсем окочурится.

— В колодки его забить или как?

— Пока не нужно, а там посмотрим, — распорядился красными губами бородатый.

Надо мной наклонился возница, которого я только теперь увидел. У него оказалось круглое, изъеденное оспинами лицо, заросшее какими-то клочками редких волос. Он принялся развязывать веревку, не обращая на меня никакого внимания.

Я молчал, позволяя ему ворочать себя с боку на бок. Наконец он вытянул из-под меня последний конец веревки и начал сматывать ее в аккуратный моток.

— Кузьма, — обратился он к кому-то невидимому мной со дна телеги, — помоги мужика вытащить, мне одному не справиться.

Подошел еще один участник действия. Он посмотрел на меня сверху вниз припухшими будто со сна глазами.

— Здоровый, — оценил он мое распростертое тело, — надо бы от греха подальше, забить в колодки.