Сергей Шхиян - Юродивый

Только когда кочевник уже неподвижно лежал на земле, он подошел и обнюхал его окровавленное горло.

— Ну, что же ты? — с упреком спросил я, по привычке разговаривать с неразумными тварями.

Полкан посмотрел в глаза и сделал движение горлом и головой, как будто проглотил ком. Надеюсь, стыда. После чего отошел и лег на траву, положив морду на лапы. Я же стоял в сторонке, старался не смотреть на убитого. Первым делом нужно было привести в порядок нервы. Как ни поднаторел я в баталиях, но каждый раз смертельный риск вызывал такое душевное напряжение, что взять себя в руки и сосредоточиться, было не так-то просто. А мне еще нужно было собирать трофеи и искать его спрятанного коня. То, что он должен находиться где-нибудь поблизости, было очевидно. Никакой настоящий конник не будет рисковать самым ценным в походе, лошадью. Хороший конь был необходим, пешком догонять казаков мне никак не светило.

Пока я переживал и пытался успокоиться, пес опять исчез. Я даже не заметил, когда он скрылся в высокой траве. Похоже, что мы продолжали жить каждый своей жизнью.

Однако сколько ни тяни, но дело все-таки в первую очередь. Я вздохнул и, наконец, подошел к убитому. На вид ему было, лет тридцать пять. Возраст для этой эпохи вполне зрелый. Не так-то просто было дожить до таких лет, постоянно находясь в походах и ежечасно подвергая себя смертельной опасности. У него было плоское лицо с желтой кожей и редкой растительностью на губе и подбородке. Даже мертвый, он скалил зубы, как будто продолжал грозить из мира иного. Смерть еще не успела обезобразить черты и в них по-прежнему проглядывала, если так можно выразиться, высокомерная экспрессия.

Одежда, как у многих людей в это время, на нем была ветхая и грязная, но саадак и налучье, (чехол для лука), были по настоящему роскошными. Это говорило о довольно высоком месте в разбойничьей иерархии. Простые воины не могли себе позволить сафьяновые, украшенные атласом и золотым шитьем колчаны и налучья. Да и сам лук был почти произведением искусства. Древко для упругости усилено искусно приделанными пластинами какой-то ископаемой кости, скорее всего, частями бивня мамонта, и обтянуто кожей украшенной орнаментом. О таком великолепном луке можно было только мечтать.

Конечно, я забрал все его оружие. Самым дорогим оказался саадак со стрелами, потом снял с левой руки золотой отбойник для стрел, напоминавший широкий металлический нарукавник. Еще забрал грудной щит на кожаных ремнях. Сделан он был из двух слоев толстой бычьей кожи, снаружи обшитой металлическими кольцами желтого цвета. Скорее всего, позолоченной сталью. А вот саблю брать не стал. Та, что досталась мне вместе с камзолом от Мишки-разбойника, хоть и проигрывала в украшениях, но была не в пример лучше. Короче говоря, теперь я был вооружен до зубов. Оставалось найти лошадь. Где на огромном, плоском пустыре можно укрыть коня, я не представлял. Если только убитый не заставил его лежать на земле.

Я внимательно осмотрел местность. До ближайших деревьев было около километра. Если его конь спрятан там, значит, у него остались сообщники. Подобраться туда незамеченным будет невозможно, если, конечно, не ползти всю дорогу по-пластунски. Воевать в одиночку с целой бандой я пока был не способен, к тому же, в любом случае сначала нужно было вернуться назад и найти потерянный камзол. Кроме того, что это была моя единственная одежда, в нем остались все деньги.

— Полкан! — позвал я.

Пес не отозвался. Ждать его было бессмысленно. Захочет, сам найдет. Я сориентировался, как мы примерно ехали, и пошел искать пропажу. Пока я спал в седле мы, судя по следам и примятой траве, петляли по всему пустырю. Как будто пес намерено наводил меня на засаду. Камзол нашелся быстро. Падая, он развернулся и зацепился за низкорослый кустарник. Рядом оказался и мешок со вторым нашим гусем, остатком вчерашнего пиршества. Я оделся, прикрепил нагрудный щит, потом надел шапку степняка. Сделана она была оригинально, в лисий хвост вшит стальной шлем в виде котелка, обтянутого материей. Понять, что это такое можно было, только с изнанки, взяв ее в руки. Получалась своеобразная военная хитрость.

Теперь я оказался не только вооружен, но и худо-бедно — защищен. Всё это не шло в сравнение с оставленными в Москве бухарским шлемом и прекрасной кольчугой, но и то, чем теперь располагал, было лучше, чем ничего.

Не успел я экипироваться, как из кустарника выскочил пес. Он был весь в репьях, и, как все собаки, страшно озабочен. Полкан требовательно посмотрел на меня, вильнул толстым хвостом, повернул голову в ту сторону, откуда только что прибежал и нырнул в заросли. Я приглашение понял и пошел за ним. Идти пришлось недалеко. Уже скоро послышалось тревожное ржание. Я побежал и скоро выскочил на проплешину, где на земле лежала связанная лошадь.

С таким способом прятать лошадей, я еще не сталкивался. Кочевник связал ей ноги и положил на землю. Бедолага оказалась совершенно беспомощна и теперь храпела, пытаясь одновременно встать и отодвинуться подальше от сидящего в нескольких шагах пса. Вид человека, да еще в шапке хозяина, ее немного успокоил, однако судорожных попыток освободиться от пут она не прекратила.

Лошадка оказалось невысокой, мохнатой и по виду не очень отличалась от крестьянских беспородных одров. Однако, имея в виду, ценность боевого снаряжения кочевника, я понадеялся, что это только видимость. Не мог такой ухарь ездить на крестьянской Сивке.

Оставив лошадь на месте, я проверил упряжь и переметную суму, которая оказалась здесь же рядом с седлом и попоной. Там, как я и думал, нашлись червонцы в четырех кожаных мешочках, общим весом грамм в триста. Для этой эпохи, довольно большие деньги. Цехин, дукат, червонец, так по-разному назывались золотые монеты этого времени, весил всего два-три грамма, но имел высокую покупательную способность. Кроме золота в суме был «сухой паек» кочевников: твердые как галька сырные шарики, вяленое мясо и пресные лепешки. Полкан сидел рядом и облизывался, умильно поглядывая на мясо.

— Сначала съедим гуся, а то он испортится, — объяснил я ему, убирая припасы назад в переметную суму.

Пес, как и следовало, ожидать, не возразил, и каждый получил свою половину жареной птицы. Пока мы ели, лошадь продолжала храпеть, поглядывая безумным взглядом на «волка». Похоже, прежде чем ее освободить и взнуздать, нужно было куда-то удалить пса. Однако тут случилось такое, что, как мне кажется, не поддается разумному объяснению. Покончив со своей частью гуся, Полкан подошел к лошади и облизал ей морду, после чего она сразу успокоилась.

Теперь я безо всякой опаски перерезал путы, и конек резво вскочил на ноги. Делать нам здесь больше было нечего. Оседлав коня, я сел в седло. Полкан без команды побежал в сторону далекого леса. Конь без команды затрусил за ним следом. Это уже совсем вышло за рамки моего понимания.