Сергей Шхиян - Грешница

— Потерпишь, я еще кофий с молоком не допила, — сказала я, — у вас свадьба еще не сегодня.

Кончилось все тем, что поторопиться мне все-таки пришлось, правда, не на конюшню. В доме поднялся крик, запричитала женщина и мы вышли узнать, что еще случилось. Оказалось, что в селе волк среди бела дня загрыз двоих детей. Мы с Машей выскочили во двор. Тела убитых мальчика и девочки лежали в телеге, закрытые рогожей. Возле нее на земле бились в истерике две крестьянки, как мне подсказали дворовые, матери погибших. Со всех сторон к подводе стекались люди. Мы с Машей тоже подошли, увидели торчащие из-под рогожи голые детские ножки, и перекрестились. Это было уже чересчур.

— Как ты думаешь, это оборотень? — тихо, с ужасом в голосе спросила Маша.

Я под влияние Алеши не очень верила в нечистую силу, но когда видишь такое, страх невольно закрадывается в сердце. Кто кроме страшного зверя мог посягнуть на жизнь таких маленьких детей!

— Пошли отсюда, спросим у твоего жениха, может быть, он что-нибудь знает, — ответила я и потянул девушку за собой. Смотреть на такой ужас я не могла. К горлу подкатывался горький ком. Маша послушно последовала за мной, и мы отправились в конюшню. Здесь никого, кроме Ильи Ефимовича, не оказалось. Все конюхи, побежали к страшной подводе.

— Знаете, что случилось? — сразу же с порога, спросила я прорицателя.

Костюков, видимо нас ждал, переоделся в белую рубаху, причесал волосы на голове и коротко обстриг бороду. Выглядел он, против моего ожидания, неплохо.

— Слышал, — ответил он, — ничего, скоро все это кончится.

— Неужели детей загрыз волк-оборотень? — спросила я.

— Волк, только двуногий, — ответил он и перевел взгляд с меня на Машу.

Я опомнилась, что еще не представила их друг другу и исправила оплошность. На мой взгляд, теперь, когда он привел себя в порядок, в паре они вполне смотрелись, но мне в тот момент было не до сватовства и я, извинившись, ушла к себе. Марья Ивановна, в нарушении принятых приличий, осталась с Костюковым.

Возле страшной подводы по-прежнему толпились зеваки. Настроение у большинства людей было подавленное. Вчерашние герои, приехавшие участвовать в большой облаве на оборотня, срочно, собирались разъезжаться по домам. Если кто-то ставил целью запутать местное население, ему это вполне удалось. Меня не переставало угнетать беспокойство за Алешу. Где сейчас они с Иваном, и что с ними я не знала. Оставалось ждать возвращения и надеяться, что с ними ничего не случится.

Время приближалось к обеденному, но никаких приготовлений к застолью, подобному вчерашнему, заметно не было.

В наших покоях я надежно заперла дверь и свалилась на кровать. Только теперь, когда я оказалась одна, из глаз полились слезы. Я не знала погибших ребятишек, но детская смерть так на меня подействовала, что я, не переставая, рыдала, пока нечаянно не заснула.

Сколько времени я проспала, не знаю, думаю, довольно долго. Когда открыла глаза, солнце уже заглядывало в окна нашей спальни, выходящей на закат. Я почувствовала, что возле входных дверей кто-то стоит и, прижавшись ухом к дверной щели, пытается понять, что здесь происходит. Почему-то этого человека очень интересовало, жива ли я или умерла.

Почему я должна была умереть, я поняла, когда неизвестный подумал, что нужно обязательно забрать из комнаты стакан с остатками клюквенной воды. Почему он должен был быть здесь, я поняла, когда посмотрела на стол. Стакан с прохладительным напитком в теплый летний день, ждал того, чтобы его выпили.

Кажется, в этом доме все кому не лень владели секретами ядов. Сначала Вошины пытались отравить Василия Ивановича, теперь кто-то неизвестный, скорее всего, по приказу Трегубова пытается отравить меня.

Ни пить кислый напиток, ни умирать мне совсем не хотелось. Потому я вытащила из потайного места пистолет, взвела курок, и бесшумно подойдя к входной двери, широко ее распахнула.

— Ой, как вы меня напугали! — взвизгнула моя старая знакомая, дочь бригадира и горничной. — А я шла мимо…

Договорить она не успела, я схватила ее за руку, приставил ко лбу дуло пистолета, и силком втянула в комнату.

— Что, что вам от меня надо? — стуча от страха зубами, спросила она. — Как вы смеете, я благородная девушка…

Я не ответила и повела в спальню.

— Кто тебе приказал меня отравить? — прямо спросила я.

— А-а-а-а, — начала бормотать она, стуча зубами и сведя глаза к переносице, чтобы видеть страшное, смертоносное оружие, — а-а-а-а…

Больше ничего интересного дочь бригадира не сказала и упала в обморок. Конечно, приводя ее в чувство, я могла дать девице испить ее же клюквенной водицы, но вместо этого оставила лежать на полу, и приходить в сознание самостоятельно.

Что мне делать с отравителями и как жить здесь дальше я не знала, и не было мужа спросить совета. Мне уже было не в радость ни это имение, ни мифическое богатство, так неожиданно свалившееся на голову и, похоже, очень опасное для жизни. Слишком много вокруг оказалось людей, желающих нам с Алешей зла.

Пока я думала, о тяжелой судьбе состоятельных людей, дочь бригадира пришла в себя, села на полу и удивленно осмотрелась.

В голове у нее была такая каша, состоящая из незаконченных коротких мыслей, что я ничего не могла понять.

— Как я сюда попала? — спросила она меня. — Вы, сударыня, кто? Позвольте рекомендоваться, я благородная девица…

Я не знала, что ей ответить. Было, похоже, что дочь бригадира от пережитого страха тронулась умом.

— А почему я сижу на полу? — так и не назвавшись, подозрительно, спросила она. — По какому праву вы надо мной заноситесь?

То, что она не прикидывается, а действительно ничего не помнит и не понимает, я знала совершенно точно. Потому, не вступая в разговор, подала девице руку, помогла встать на ноги и ласково сказала:

— Вам лучше пойти к себе и отдохнуть.

— Вы так думаете? — переспросила она, потом прищурилась и погрозила мне пальцем. — Я чувствую, вы хотите меня обидеть!

Лицо ее стало неузнаваемым. Щека дергалась, и изо рта потекла слюна. Она смотрела сквозь меня и верхняя губа поднимаясь, обнажала мелкие, острые зубы.

— Напротив, я всецело на вашей стороне, — стараясь не показывать, как напугана, отвечала я, пряча пистолет за спину и незаметно, подталкивая ее к выходу.

— Вы меня не обманываете? — рассеяно, спросила благородная девица, оказавшись в коридоре.

— Нет, не обманываю, — ответила я, захлопнула дверь и привалилась к ней всем телом. В коридоре сначала было тихо, потом послышалось протяжное пение, больше напоминавшее вой. Все это было так необычно и страшно, что теперь не только у отравительницы, но и у меня от ужаса дрожали ноги. В гостиной я подошла к красному углу и опустилась на колени перед ликом Спасителя: