Сергей Шхиян - Кукловод

И тут же не удержалась и рассмеялась.

Я тоже засмеялся, поцеловал ее в щеку и полез под одеяло.

Дом пробудился только к обеду. Я услышал, что люди ходят по коридору, оделся и вышел посмотреть, как там обстоят дела. Навстречу попалась какая-то дворовая девушка, стрельнула глазами, потупилась и шмыгнула мимо. Первым делом я навестил Машу. Дверь открыла какая-то горничная, поклонилась и без вопросов пропустила в покои.

Княжна сидела в кресле возле окна и даже не повернулась на звук моих шагов. На низком пуфике подле нее примостился Петруша и тоже едва мне кивнул. Оба были бледными и выглядели подавленными. Я поздоровался и остался стоять. Никто не рисковал нарушить молчание. Состояние их понять было не сложно, как и отношение ко мне, свидетелю их ночного «непотребства». Я не стал ходить вокруг, да около и сразу перешел к сути дела:

— Вы, что еще не поняли, что произошло ночью? — в лоб спросил я.

Мне не ответили. Маша водила пальчиком по подоконнику, Кологривов сидел, низко опустив голову.

— Нас всех загипнотизировал князь Иван! Думаете только вы одни этим занимались? Весь дом!

Молодые люди вскинулись и удивленно посмотрели на меня, не понимая, правду я говорю или издеваюсь.

— Как это может быть? — севшим голосом, спросил Петруша.

— Думаю, что он так хотел убить и заодно и опозорить Машу, — объяснил я. — Мне удалось вовремя понять, что происходит. И знаете, кто нас всех здесь загипнотизировал? Сергей Петрович!

— А он-то здесь причем? — наконец подала голос и княжна.

— Этого я не знаю. Может быть, он связан с Иваном или тот его заставил делать против воли. Когда он сбежал, сразу все прекратилось.

— Но, как же, — начал приходить в себя Кологривов, — а как же матушка?

— Она спала и ничего не слышала, — успокоил я заботливого сына.

— А вы, Алексей Григорьевич? — тихо, спросила княжна.

— Я? Я тоже спал, а когда услышал что творится в доме, вышел и застал Сергей Петровича в гостиной. Хотел его задержать, но он сбежал, а мой пистолет дал осечку.

— Какой стыд! — вдруг воскликнула княжна и горько заплакала. — Я больше не хочу жить! Теперь мне выход в петлю или в монастырь!

— Марья Николаевна! Ангел! — бросился к ее ногам Кологривов. — Это я во всем виноват! Если вы только сможете меня простить! Умоляю вас, станьте моей женой!

— Ах! — воскликнула Маша и прижала его повинную голову к своей груди.

Я хотел поздравить обрученных и сказать: «finita la comedia», но понял, что тут меня уже никто не видит и не слышит, лишь, скорбно вздохнул, и вышел из покоев. Вышел, чтобы тут же наткнуться на виконта де Лафера. Он был мрачен и грозно шевелил усами. Я приветливо поздоровался. Он не ответил и холодно сказал:

— Мосье Крылофф, вы сегодня ночью допустили бестактность и должны дать мне удовлетворение!

— Полноте, виконт, — примирительно сказал я, — я не хотел вас обидеть. Сегодня ночью весь дом оказался под действием животного магнетизма и если бы я вас… не прервал, то вы бы, — я покопался в памяти, но не нашел в своем бедном французском лексиконе подходящее слово и заменил его другим, — замучили мадам до смерти.

— Что вы этим хотите сказать?! — возмутился француз.

— Расспросите своих солдат, что тут было ночью, и все поймете. А если вас это не удовлетворит, то я всегда готов к вашим услугам.

— Погодите, — сказала он совсем другим тоном, и удержал меня за рукав. — Объясните толком, что произошло и какой еще к чертям магнетизм?

Пришлось ему вкратце рассказать.

Понятно, не посвящая ни в какие подробности и чужие секреты. Де Лафер выслушал и покачал головой.

— Мосье, я воевал во всей Европе, но поверьте, такое слышу впервые. Вы говорите серьезно или шутите?

— Это легко проверить, — ответил я и подозвал французского солдата, который зачем-то забрел наверх.

— Расскажите своему капитану, что тут было ночью, — попросил я.

Солдат смутился и, опустив повинную голову, сказал:

— Господин капитан, мы не виноваты. Это все русские дамы, они нас, наверное, чем-то опоили. Поверьте, я совсем не хотел этого делать…

— Хорошо, идите, — отпустил рядового офицер и добавил, обращаясь ко мне. — Простите меня, мосье Крылов, за недавнюю резкость, но Россия действительно загадочная страна. То, что я делал сегодня ночью с мадам, я никогда не делал ни с одной женщиной! Она согласилась стать моей женой! — помедлив, добавил он.

— Ну, вот и хорошо, — ударил я его по плечу. — Устроим тут вам всем комсомольскую свадьбу.

— Какую свадьбу? — не понял он старинное русское слово «комсомол».

— Общую. Минуту назад лейтенант Кологривов предложил руку и сердце княжне Урусовой.

Мы с виконтом расстались друзьями, я пошел дальше, но был остановлен Гермесом-Тишкой. Лакей успел уложить свои кудри в прежнем порядке, но был бледен и подавлен.

— Погодите, сударь, — остановил он меня и протянул на ладони два серебряных рубля.

— Это что? — удивился я.

— Возьмите назад, мне теперь деньги без надобности, — со слезой в голосе, сказал он.

— Объясни толком, — попросил я, — что еще случилось?

— Сегодня ночью…, — начал он и замолчал.

— Ну, и что ночью?

— Вы сами знаете, — пробормотал он. — Если о том, что было, узнают в людской, мне не жить!

Он был таким напуганным, что мне стало его жалко.

— А что, все-таки, случилось ночью? — делая непонимающее лицо, спросил я. — Я ничего не знаю.

По его лицу пробежал лучик надежды.

— Вы правду говорите? — тихо, спросил он.

— Правду, я ничего такого не видел, так что можешь оставить эти деньги себе.

Похоже, что парень поверил в мои добрые намеренья и начал возрождаться на глазах. Он опять превратился в прежнего красавца.

— Тогда я куплю Дуне колечко, — сказал он и добавил свою любимую присказку, — ну, и так далее.

— Ты бы мне ее хоть показал, — попросил я, тем более что вся местная дворня толклась сейчас здесь же в большой гостиной.

— Вон она моя красавица, — ответил Гименей, — с чернявым французом болтает.

Я оглянулся и узнал и вчерашнюю округлую красотку и француза с галльским черепом.

— Хороша? — ревниво поинтересовался лакей.

— Не то слово, я тебе просто завидую, — сказал я. — А то, что с тобой было, я уже и запамятовал. Так что живи спокойно, главное чтобы буфетчик не проболтался.

— Я ему охальнику поболтаю, — угрюмо пробурчал он.

Успокоив бедолагу, я вернулся к себе. Люба уже убрала постель и собиралась вернуться в людскую. Я ей сказал, что хозяевам сейчас не до слуг и уговорил остаться. Мы сидели и просто разговаривали о жизни.

— Господа у нас хорошие, добрые, — рассказывала девушка. — И барин покойный был хорошим человеком. Да и про барчука дурного слова не скажу. Только все одно, неволя хуже клетки. Ты не слышал, говорят, скоро крепость отменят?