Василий Звягинцев - Ловите конский топот. Том 1. Исхода нет, есть только выходы...

– Огонь! – во всю мощь генеральского баса рявкнул Берестин, и тут же по собственному командирскому рефлексу его продублировал Басманов.

Чем хороши были в Гражданскую чисто офицерские Добровольческие полки, что их личному составу, получившему приказ, в ходе боя ничего не нужно было объяснять и уточнять.

Сам Алексей, и Басманов тоже, ударили из «Шмелей» по краю колодца. Попасть – нечего делать. В упор практически. А температура в точке попадания в долю секунд подскочила до нескольких тысяч градусов. Ударная волна наружу и почти тут же обратная волна всей земной атмосферы извне, хлынувшей в образовавшийся вакуум, добавили поражающих факторов. Будь те существа сделаны даже из кремнийуглерода подходящей толщины, деваться им было некуда. Кроме тех, что все-таки успели проскочить в люк.

А по «медузе» хлестал уничтожающим потоком бронебойно-зажигательных пуль капитан Ненадо, не собиравшийся отпускать гашетку до самого конца. Медузы, стволов или патронов.

Из чего она состояла, на какие характеристики внешнего воздействия была рассчитана – пока что спросить не у кого. Выглядела, пожалуй, живым существом. Но двухсот с лишним тяжеленных пуль, пробивающих броню легкого танка, выпущенных за десять секунд практически в упор и в одну точку – кому хочешь хватит. Если оно не прикрыто защитным полем иных порядков . А для высадки десанта хоть какое поле снимать или приоткрывать приходится.

Лохмотья от «медузы» полетели, и радужные лучи кругами, как от брошенного в залитую бензином болотную ряску камня. И уж в самом конце бабахнуло ! Очень правильно сообразил Левашов, решив работать из-за «окна».

Берестин, когда снаружи воцарилась мертвая тишина, несколько, впрочем, нервно, напел куплет из рассказа Джека Лондона:

– Это они, что ли? – с пренебрежением спросил Басманов, который, по душевной склонности, прочел до четырнадцатого и после двадцатого года очень много всяких книг. А в долгом историческом промежутке – как случалось. Все больше газеты да боевые приказы. Однажды, задержавшись по ранению в безымянной деревушке, пролистал от корки до корки затрепанный настольный календарь на тысяча восемьсот девяностый год, одолженный у приходского священника.

– Кто же еще? Зачем, как не за Руном, они к нам двинулись? Дом покинув? Безусловно. А Тирям-пам-пам мы изобразили только что. Я прямо и не знаю, господа офицеры, куда вам еще ордена вешать! Как это сформулировать? «За беспримерный героизм и мастерство, проявленное при ликвидации вражеской медузы…»?

– Ну, вы и скажете, господин генерал-лейтенант, – засмущался Ненадо, а Давыдов, наоборот, с хитрой усмешкой вставил:

– А также за непреклонный материализм, не позволивший убояться нечистой силы, награждаются медалью имени Хомы Брута… С мечами и бантом!

– Язык, вроде вашего, никого до добра не доводил, – зная, о чем говорит, ответил Берестин. – Помолчали бы и к высадке приготовились. Надо ведь узнать, что там с господином Антоном… Худших нарушений реальности, чем мы уже учинили, ждать не приходится.

– Это я сейчас. – Давыдов подхватил автомат, на правое плечо стволом вниз повесил пятизарядный дробомет Браунинга двенадцатого калибра. Если придется, сможет стрелять пулями, гранатами и волчьей картечью. – Откройте окошко и присматривайте, а я мигом… Что теперь эти аргонавты надумают делать? Если вторая медуза появится, ты, Игнат, сади ей под купол, там она помягче будет. И в меня не попади, не люблю…

– Я с вами, – сказал Берестин, тоже беря помповое ружье специального образца, в просторечии именуемое «окопная метла». – Один осматривает территорию, другой прикрывает. Дистанция десять метров, мой сектор левый, ваш правый.

– Тогда и я пойду, – заявил Басманов.

– Останетесь, – отрезал Алексей. – Вторым номером при пулемете и в качестве резерва. Вместе с Ириной Владимировной. Случись что, кому-то придется очередные решения принимать? Ты, Олег, продвинь окошко через подворотню и выгляни, что на Арбате делается. Если все тихо, сразу назад. А мы в люк заглянем, на земле посмотрим, вдруг что интересное осталось…

– Не вижу смысла, – возразила Ирина, – отсюда тоже все можно увидеть. Стрельнет кто-то из окна, и что тогда? А вдруг там радиация?

– Радиации нет, – подал голос Левашов, – я уже проверил. А если разведку провести решаемся, выходить так и так придется. Окном маневрировать не получится…

– На Валгалле же получалось, – удивился Берестин.

– То на Валгалле. Там я базовой установкой работал, со всем обеспечением. Здесь же так, приставка легонькая. Основная из Москвы с нами канал держит. Туда возвращаться, перенастраивать – свеч не стоит. Мы вас с места прикроем, а вы – одна нога здесь, другая там, и обратно…

Алексей, держа ружье прикладом у бедра, скользнул в окно, за ним, поводя автоматом с взведенным подствольником, спрыгнул Давыдов.

– Ты – к воротам, – указал на подворотню Берестин. В боевой обстановке он сразу перешел на «ты». – По безоружным людям без крайней нужды не стрелять. Калитку приоткрой, осмотрись, и сразу назад. Я до люка…

Что удивило Алексея, никаких особых запахов во дворе он не ощутил. О ментальной вони понятия не имел, но и обычной, считай, не было. А ведь здесь только что целиком сгорел большой автомобиль с людьми, испепелилась «медуза» и не меньше десятка прочих существ или механизмов…

Вторая несообразность – целые оконные стекла. Ударной волны в замкнутом пространстве хватило бы вырвать рамы из проемов, вышибить двери. А тут все целехонько. И тишина! В нормальных обстоятельствах мы имели бы классическую картину массовой паники. Крики женщин, ругань мужчин, свистки постовых и дворников этого и окрестных домов, бессмысленная беготня и все такое прочее.

Непонятно и слегка пугающе.

Давыдов от ворот жестом показал, что «за бортом» все спокойно.

Лучше всего было бы сейчас вернуться, и пусть Левашов с Ириной разбираются. Похоже, что время здесь уже остановилось. Может быть, Антон успел вернуться, предъявил Сашке требуемый предмет, и они там сделали, что собирались? Совершенно не подозревая о вылазке друзей. Как бы не застрять тут навеки…

Алексей подавил инстинктивное побуждение бежать сломя голову к спасительному выходу. Такое с ним уже было, когда у газетного киоска на Комсомольской площади он увидел под заголовком «Известий» дату – «6 июля 1966 года, среда».

Обошлось тогда, даст бог, обойдется и сейчас. Если что и случилось, так уже! Несколько минут ничего не изменят, а вот заглянуть в колодец, убедиться, что Антон ушел, – стоит. Вдруг лежит там, раненый или контуженный?