КИР КОРОВ - РУСАЛКОНАВТ ВСЕЯ РУСИ

– Допустим, допустим. Но собрать преступный сброд со всех веков и вручить право прощения москоньской блуднице, как будто кто-то имеет вообще право кого-то судить и прощать, или вообще кто-то в чём-то может быть виноват… Стоп, стоп! Эта бессмыслица наводит на мысль о том, что дело здесь совсем не в прощении. Похоже, Магистр просто пытается избавить сам себя от груза вековых тяжких воспоминаний, а заодно и концепций. Ну, в самом деле, как ещё посмеяться над собой, кроме как не вручить право на перепросмотр своих иллюзий этой пародии на собственную аниму? Сразу видно, что все эти преступления веков для Вас – ничто!

– Уже чуть лучше граф, чуть теплее… И зачем так уж обижать Марго? Какой же полноценный образ женщины может быть без адюльтера? Где вы видели Еву без Лилит? Это в вас говорит неудовлетворённая глубинная сексуальность. Позвольте ей проявиться, и вы увидите, как умна, смела, отважна, изящна, благородна и красива моя героиня! Но меня интересует, что вы ещё скажете про Мастера?

– Боже, ну что это за создание, которое попадает в психушку из-за того, что никто не хочет печатать его бредни про Понтия Пилатеса?! Поневоле обхохочешься над всеми этими его (и вашими!) историями о бродячем философе Иешуасе! Положим, церковная история ещё менее привлекательна, но Ваша сказка – тоже не фонтан! Зато вся навсегда застрявшая в духовном пубертате интеллигибельная элита вот уже полсотни лет пускает на неё слюни. И не только слюни.

Этому Иешуасу также неймётся демонстрировать себя в Матрице, как и Вам. Не сидится ему и не молчится в тишине без дешёвых эффектов! Мёдом не корми – дай повисеть на кресте! Нет бы, посидеть под деревом каким-нибудь цветущим, Бодхи например, Игдрассилем каким-нибудь или ДубоЯсенем на худой конец, а лучше – на упитанный: тишина, ветерок, тенёк, листочки шелестят, бабочки летают-спариваются – сиди да блаженствуй! Так нет – подавай нам дерево срубленное и засохшее, а также суды, страсти, мученья совести и плоти, жуткие умерщвления. Плюс каменистая пустыня, гроза, ливень – ну, дешёвый уездный театр! Палестина – Римская провинция, а Голгофа – филиал Колизея.

Эта история с распятым и воскресшим Спасителем всегда была хорошим прикрытием для всех любителей выпить и повеселиться, а также выкачать из страстей сотню-другую лямов на виллы и баб. Весь падший Запад пускает слюни и сперму на эти садистские зрелища в голливудском исполнении. Один такой Голливуд-Мессия так вошёл во вкус, что несколько даже потерял ощущение разницы между киноплощадкой и реальностью, и, как-то возвратясь с очередных киносъёмок, с размаху разбил харизму своей рашен вумен.

Рашен (правда, уже не вумен, хотя всякая рашен по определению – вумен – фу-мен!) тоже не лыком шита, хотя и лыко не вяжет: выдала аж две киноверсии распятия, но видно лямов с них не добрала. Так в чём проблема? – Отсудила с голливудского Мессии за порчу харизмы. Знай нашен рашен, особливо вумен! Боже, Магистр, похоже, Вы в тот раз выблевали из себя эту глюкогенную лярву! Или продолжение следовало?

– Да я-то выблевал, а вот Вы всё жуёте. Пора и Вам! А то что-то Вы горячитесь! Успокойтесь, не было ничего такого, сам я сижу в Пустоте, это мой фантом бродит, не могу же я ему запретить. Попробуй, запрети – он начнёт расти и быстро превратится в дьявола какого-нибудь с помощью попа или профессора, а точнее – попа-профессора. Сразу начнут писать теологические диссертации о происхождении дьявола и устраивать публичные диспуты на тему о том, на чьём кончике или конце уместится больше бес о в…

– Разница только в том, что Иешуас уловим, а Вы – ускользаете.

– Ну, конечно! Смотря, какой Иешуас! Сам по себе он не более уловим, чем я. Вы думаете, что всей толпой человечество поймало и затащило его на крест? Как бы не так! Тешить себя садистскими иллюзиями, конечно, можно. Иешуас – это мой получивший чрезмерную волю фантом. Волю мечтать о всемирном братстве и победе добра, о том, что все люди добры. Мои воображаемые верующие превратили Иешуаса в Спасителя, но мечтать, вопреки поговорке, вредно.

Пилат – его антипод, считающий, что все люди злы по природе. Его попы затаскивают в прообраз Антикриста, ну, а меня, как самого непонятного, понятно, в Дьявола. Для этих верующих сусликов всё по-настоящему таинственное, угрожающее сатанинской псевдостройности их воображаемых иерархий и не приносящее регулярного потока бабла в церковную кассу – Дьявол!

Так что зря Вы пьёте пиво – это в Москони не спасает от Голгофы. Тем более не следует это делать на Патриарших прудах. Здесь после банки пива может такое причудится! Патриархи – большие любители спектаклей про Голгофу. Каждый божий год съезжаются на мерсах на мессы изображать крестные муки. Вот только их лоснящиеся парсуны и животы никак не вписываются в мученический формат, но это их не смущает. Так что лучше пить пиво в Останкине с Властимиром Беркутовым. А ещё лучше Вам сидеть в своей хибарке под Ясенем и смотреть, как падают с него дубовые листья. Чего Вы в этой своей мифологической Москонии забыли?

– Как чего, вас ожидаю! Разве Вас чем-нибудь, кроме распития пива на Патриарших прудах выманить?

– Чего ж Вам от меня угодно?

– Как чего? Просмотреть Вас как надоедливую фантазию – и забыть! А то бродите по аллеям моих представлений, во сне приходите, ну вот я и решился. А Вы думаете, меня эта Козья Гать сильно возбуждает?

– Ну, так просмотрели?

– Не так-то это просто, Мессир, слишком Вы универсальная и многозначная фигура! Объединяете в себе всех своих героев сразу. Боюсь, придётся вернуться ещё не раз…

И я разлил по стаканчику гостям столицы. Кулёк вдруг заполнился рыбкой, которую ловко доставал лапой Бергамот, в подпитии весьма напоминавший мне одного знакомого ушастого героя мультфильмов. Я уже пил с ним брудершафт, размышляя о том, Коров я или Коровьев. Козазелло исчез и вскоре появился в виде Чёрного Козлоида с обеими кино-Марго-Vitae по бокам, в естес с твенных нарядах, естес с твенно. Козлоид был явно подшофе, немелодично бряцал колокольчиком и мерзким, блеющим, но всё же узнаваемым голосом гнусавил:

– М-м-е-е-н-я-а-а-ить сам патриарх Ермоген Святой Водой и Ч-е-естным Кр-е-естом прогнать отсель не мог, м-м-е-е-н-я-а-а…

– А я вот так преодолел свою привязку к приключениям в Мире Взбесившихся Феноменов (МВФ), – продолжал Вобланд, – Понтий Пилатес для этого хорошая фигура: всемогущий диктатор, не могущий справиться со своей тоской, ненавистью к жизни и головной болью. Для Мастера это тоже подходящий образ: прожив Пилатеса, он понял, что более не нуждается в нём. Всё вздор: как власть прокуратора, так и слава литератора! А особенно – романтичная фигура Странника Абсолютеня. Чтобы освободиться от привязки к феноменам вообще, надо выбрать и описать самую объемлющую архетипическую историю в истории цивилизации. Что Мастер и сделал. Так описал, что даже привлёк героев романа в свою жизнь. И освободился от этого бреда. А я от Мастера.