Василий Озеров - Секта Анти Секта. Том первый. Осколки

«После разгрома вами Конторы», так и хотелось сказать Зимину, но он прикусил язык, памятуя, где находится.

Потом шёл длинный ряд анкетно-биографических подробностей, вплоть до родословной, где выяснилось, что задержанный далеко не пролетарского происхождения. Впрочем, Седоус на этом не стал заострять внимания, наверно потому, что он и сам был, скорее всего, не из крестьян.

Наконец следователь прекратил задавать вопросы не по делу, и вновь, словно библейски змей, вперил свой немигающий взор в подследственного:

– С формальностями покончено, Зимин. Перейдём к делу. Где и у кого в настоящее время находится «Белая тетрадь?».

– Я не понимаю, о какой такой тетради идёт речь, гражданин майор.

– Сейчас ты быстро у меня всё поймёшь!, – майор неожиданно перешёл на ты, но лишь на миг. Вам, как изменнику Родины, грозит смертная казнь. Подписка о неразглашении государственной тайны, вот она, у меня: Седоус придвинул Зимину расписку о неразглашении шестилетней давности, при поступлении на работу в Контору Шефа.

Но он молчал.

– Этого мало? Ну что ж, тогда вот что….

Раздалась приглушённая трель звонка, в проёме двери возник конвоир.

– Хохлякова сюда!

– Есть!

Майор вновь перевёл взгляд на арестованного.

– А вот оного Хохлякова Вы изволите знать?

– Если это завсектором статистики нашего института, то да, я знаю его.

Вновь щёлкнул замок входной двери, в проёме которой появился конвоир, и, получив одобрительный кивок начальника, повернувшись вполоборота, протянул в кабинет страшную, в засохшей крови на лице, фигуру. Одет вошедший был в грязного цвета свитер, заляпанный бурыми пятнами.

– Вот он тоже вначале ничего не знал и не помнил в своей статистической работе, как и Вы, Зимин.

Но вскоре… стал вспоминать всё что угодно, даже то, чего никогда не было, – майор указал глазами в сторону сгорбленной приведённой фигуры, – и сейчас у него с памятью всё хорошо, да Хохляков?

Вот, к примеру, вы знаете этого человека?, – майор кивнул в сторону Вилора.

Вошедший что-то прохрипел нечленораздельное, похожее на хриплое аааа…

– А Вам, Зимин, известен этот человек? —

Вилор отнюдь не отличался слабыми нервами, однако он внутренне весь содрогнулся, глядя на Юрия, вернее, на то, что от него осталось.

– Да, это завсектором Института Хохляков Юрий. Но Бог мой, что же Вы с ним сделали то?

– Ничего особенного, просто мой коллега слегка перестарался для восстановления его памяти, зато Хохляков стал очень разговорчивым. Этот Ваш приятель по рыбной ловле скоро предстанет перед судом, как и вся ваша компания.

Какой же он врач, ведь помогал изготавливать яды для уничтожения людей, вместо того, чтобы продлять им жизнь, – тут Седоус улыбнулся ехидной улыбочкой, которую в будущем Зимин ещё не раз отметит на его внешне почти каменном выражении лица.

А про Вас Зимин, мы подзабыли как то.

Вы, как серая мышь проскользнули мимо ока безопасности, – с деланным пафосом проговорил следователь и добавил ещё:

– Но ничего, мы вам тоже восстановим память, сделаем это не спеша. Но могу лишь порадовать Вас, что вы пока не нужны суду.

Суду нужны такие, как Хохляков и прочие статисты. А Вы нужны товарищу Берия, и нужны ещё пока Родине. Пусть вас не смущает то, что я вам говорю, потом поймёте. Пока же всего лишь советую покрепче нажать на кнопки своей памяти.

Тут этот деловой майор закончил свой назидающий монолог и перевёл глаза на Юрия:

– Хохляков, у кого в Институте хранилась «Белая тетрадь?»

Тот с трудом расширил залипшие от синяков и крови глаза:

– У самого Шефа, в сейфе.

– Кто, кроме Шефа, имел доступ к ней?

– Громов, его первый зам, и вот он, Зимин, наверно, больше никто, насколько я знаю.

– Слышали, Зимин?!

Заканчивайте играть в примитивную несознанку и корчить из себя идиота или патриота. Существование тетради доказано, осталось лишь выяснить, где она находится сейчас.

Майор вновь сделал небольшую паузу, и вновь продолжил, глядя на стоящий перед ним полутруп:

– Хохляков, Зимин мог пользоваться Белой тетрадью сам, выносить её из кабинета директора, забирать домой?.

– Я не знаю этого. Я могу сказать лишь, что почти всегда после летучек и планёрок Громов оставался у Шефа в кабинете. Иногда к ним присоединялся и Зимин. Спросите его самого, или Громова.

Наступила пауза…

«Ещё один умник, хотя уж должен, казалось бы, перестать умничать, а всё туда же», – пронеслось в голове гэбешника, – «если б этот чёртов Громов не исчез, я уверен, тетрадь давно бы была у меня на столе…»

Седоус недовольно посмотрел на обоих, раздался звонок и конвоир увёл Хохлякова.

– Итак, Зимин, скажите мне, чёрт вас дери, где сейчас может быть «Белая тетрадь?», – вновь повторил майор свой вопрос,

– Поверьте мне, я не попугай, и не дятел, чтобы долбить одно и то же, хоть и приходится, делать это на моей работе!

Я приму все известные и неизвестные Вам меры, чтобы Вы заговорили, время у меня пока есть. Да время просто есть и всегда есть, оно никуда не исчезает. Те люди, которым не хватает времени, просто идиоты.

Мне хватит времени для того, чтобы сделать вас более разговорчивым. Вы меня понимаете?

В наступившей тишине повисла пауза, которую вновь нарушил Седоус:

– Лично Вы не пойдёте по «делу врачей» или других вредителей, как ваш Шеф или этот статист Хохляков. Пусть статисты и идут под суд, – майор зловеще ухмыльнулся, продолжая, – Хозяин давно уже разочаровался в Шефе и в его конторе, иначе бы Вы тут не сидели.

Послушайте меня внимательно, Зимин: я даю вам сутки на обдумывание: я от Вас ничего не скрываю. Почти не скрываю, – вы будете нам нужны. Но если будете упорствовать, как в начале допроса, придётся передать Вас нашим костоломам, тогда вы станете просто отработанным материалом, типа только что вышедшего отсюда.

А после них все, поймите меня, все становятся разговорчивыми, и плетут всякую ересь, всё что угодно. Однако мне не нужно, чтобы вы плели ересь, как все прочие, мне нужно, чтобы Вы говорили правду. И по своей воле, иначе наше сотрудничество будет проблематично. Итак, до завтра.

Вновь зазвенел звонок, Зимина повели в камеру. Дорогой он начал считать шаги. Вели его явно не обратно в стакан. Наконец они подошли к какой то двери и Вилор оказался в довольно просторной комнате с окном-фрамугой сверху и решёткой за ним. Комната эта была, однако, совсем не тюремной камерой в обычном смысле..

Кровать была не железной, а сделана из какого то тяжёлого тёмного дерева, заправленная белым покрывалом с возвышающимися тремя подушками в накрахмаленных наволочках. Чуть поодаль стояла такая же точно кровать, абсолютный двойник первой.

Между кроватями находился массивный дубовый стол с двумя стульями. На столе лежала стопка писчей бумаги, перо, стояла чернильница. Рядом с дверью стоял платяной шкаф. Однако вся мебель была жёстко присоединена к полу специальными кронштейнами.