Николай Захаров - Смутные времена. Книга 7

– Больше, не меньше,– удовлетворенно произнес он и принялся пересчитывать палатки. Палаток оказалось пятьсот штук и Хрюкин одну установил прямо в проходе, чтобы взглянуть, как она выглядит на практике в развернутом, рабочем виде. Выглядела палатка замечательно и спать в ней можно было сразу человекам пяти, если на бок их уложить. На спине конечно только двое уместиться могли в такой крохотуле, но зато расцветка оказалась у нее точь в точь как у стеллажей, со стеклянным отливом, так что она терялась рядом с ними. А устанавливалась легко. Достаточно было выдернуть из чехла и она сама надувалась как нужно. Сдуть и уложить обратно в чехол, правда, Хрюкин ее не смог и махнув рукой, пошел с ревизией дальше, пожалев, что к палатке не прилагается инструкция. Он бы такую взял с собой, только как же ее собирать-то после первой ночевки? А бросать по палатке на каждом привале – это как-то не правильно. Понравилась палатка еще и тем Хрюкину, что помещалась в кулаке буквально. Он и не сразу сообразил, что это такое, пока не выдернул.

– Возьму, пожалуй, с собой десяток, когда уходить буду,– принял он решение.– Соображу потом как-нибудь. Должна собираться как-то. Не может быть, чтобы такая добротная вещь для одного разу предназначена была,– рассудил он.

Проболтавшись часа три по складам, Артур снова проголодался и направился на продуктовый этаж. Однако лифт оказался заперт и Хрюкин принялся изучать клавиши рядом с входом в него. Клавиш было две и они исправно включали и выключали свет, а вот как открыть кабину лифтовую Хрюкин так и не понял. Пнул, то место где должен был быть проем, отбил босую ногу в валенке о стену и подумал, что нужно было носки поискать или тряпку портяночную. Откладывать не стал на потом решение этой проблемы и, заглянув на вещевой склад, сразу же и наткнулся на целый тюк с носками толстыми и судя по толщине теплыми. Портяночную ткань он тоже нашел и тоже целый рулон, от которого и отпорол пару метров квадратных. Тряпка была фланелевая и, Хрюкин тут же и намотал новые портянки, уложив десяток пар носков в рюкзак, который по-хозяйски прихватил еще раньше. В нем у него уже лежали десяток палаток и еще мешок очень прочный с завязками, очень скручивающийся компактно и в расправленном состоянии способный вместить внутрь хоть человека целиком. Зачем такой мешок огромный ему, Хрюкин и сам не знал, просто понравился размерами рабочими и тем, что собрать можно было в кулак опять же как и палатку. Только не надувался он как палатка. "Вдруг пригодится",– подумал Хрюкин, не подозревая, что сует в рюкзак спальный мешок термоустойчивый, в котором спать можно было при сорока градусах мороза, как на печке русской. Закрытый лифт его несколько обеспокоил, тем более, что есть хотелось уже не на шутку. В животе бурчало. Желудок избалованный за последнее время, требовал мясо.

– Проверю ка я последний склад, вдруг там пожрать что-нибудь есть,– подумал Хрюкин вслух и, в воображении его появилась "кастрюля" пыхтящая и благоухающая. Сглотнув слюну, Хрюкин с сожалением вздохнул. Мясо, конечно, это хорошо, но он бы сейчас не отказался и от гарнира к этому мясу. Какие гарниры его маман приготавливала в Москве. А какой хлеб она свежий приносила с работы. С хрустящей корочкой. Хрюкин опять сглотнул слюну, вспомнив мамины борщи, каши и хлеб свежий. Крокодилье мясо конечно вкусное, но борщ Марии Кирилловны со сметаной свежей, Артур бы сейчас на него не променял. С этими мыслями кулинарными он и подошел к последней двери. Открыл, включил свет и чуть не заорал от радости, увидев знакомые стеллажи прозрачные и коробки с нашлепками. Правда, почему-то было здесь очень много крокодильего мяса. Одно считай оно. Ни одной "винторогой" или с мордой бараньей.

– Ну, крокодил, так крокодил. Не впервой чай,– смирился Хрюкин, вытащив две "кастрюльки". Разыскивая печенье, он отложил коробку с колосом и, вскрыв ее был приятно обрадован, обнаружив в ней несколько буханок свежего хлеба. С хрустящей корочкой и пахнущий точно так же как тот, что он ел в Москве когда-то, сто лет назад. Вернее полгода всего назад, но эти полгода такие длинные получились, что Хрюкин уже думал, что забыл, как пахнет свежий пшеничный хлеб. Уплетая его за обе щеки, он наткнулся взглядом на коробку, стоящую на стеллаже и разглядел, что на рисунке изображена тарелка, и пар от нее валил так живописно, что Артур не поленился и сходил к ней. Раскупорил, обнаружил плоские упаковки, в которых запросто уместилась бы большая столовая тарелка для первого. Заклепку металлическую Хрюкин сорвал моментально, заинтересовавшись содержимым. Вскрывшийся контейнер выдал клуб пара и запах борща. Хлебая борщ, который по вкусу напоминал домашний, московский, Хрюкин улыбался счастливой улыбкой, хрустя хлебом. В результате он съел три тарелки борща, две булки хлеба свежего и едва всунул в себя упаковку крокодильего жаркого. Наелся так, что дышать стало тяжело. Запил, правда, не вином, так как найти его не удалось. Зато нашел целую канистру воды. Нормальную канистру из-под бензина и вода, поэтому слегка отдавала этим продуктом. Странно, что он сразу ее не приметил, потому что стояла рядом на стеллаже, у которого он пристроился перекусить. И случайно ведь опять же взглядом наткнулся на эту канистру, захотев пить и вспомнив родниковую воду, которую они набрали в колонке в Рузе, когда выезжали из нее с лопатами и ломами на полуторке. Канистра, правда, тогда была облезлой, а эта оказалась совершенно свежеокрашенная, правда, как-то нерадиво, потому что краска от прикосновения к поверхности ладонями, обсыпалась. Пересохла видать в тепле. А вот вода оказалась ледяной и Артур с удовольствием запил ей свой обед, высосав из горлышка канистры, обливаясь, литра два ее, пахнущую бензином. Подкрепившись и повеселев, Хрюкин прилег отдохнуть и ему задремавшему явился не Рер, которого он ожидал увидеть, а опять этот капитан энкэвэдэшный, сидящий под деревом. Капитан ухмылялся злорадно и руки к его горлу не тянул.

– Я же тебе сказал брысь,– крикнул ему Хрюкин.

– Сам брысь,– нагло прищурился капитан.– Сейчас тебе морду твою наглую начистят и на мороз с голой задницей вышвырнут, баран,– капитан захохотал, раскрыв рот так широко, что стали видны все его оставшиеся зубы.

– Кто-о-о?– заорал Хрюкин.

– Хрен в пальто,– ответил капитан и рассеялся, а перед глазами Артура появилась другая картинка. Уже знакомые ему немцы – Генерал-фельдмаршал и рядовой, идущие по подземному коридору. Вскочил Хрюкин с коробок, мокрый от пота и прислушался, затаив дыхание. И услышал голоса. Подкравшись к дверному проему, он выглянул осторожно и увидел этих немцев проклятущих наяву. Они стояли у лифта и о чем-то разговаривали. Хрюкин спрятал голову и опять перестал дышать.