Дмитрий Семакин - Анна-Мария, дочь фюрера. Кинопьеса

ХЕЛЬГА

Не могу знать, господин группенфюрер…

МЮЛЛЕР

В 1924 году в Ландсберге под номером 18—11 «А» отбывал наказание заключённый по имени Адольф Гитлер.

ХЕЛЬГА

Фюрер? Наш Фюрер??? Это точно… его номер?!.

МЮЛЛЕР

Сто процентов. Информация Цвиллинга.

ХЕЛЬГА

А, может быть,…

МЮЛЛЕР

(предугадал её вопрос)

Нет. Раньше номера заключённых никогда не обновлялись. Ну, в целях облегчения, так сказать, пенитенциарной статистики. Чтобы двое арестантов когда-либо в разное время получали одинаковые бляшки – невозможно. Физически исключено. Их пришивали на одежду, и при выходе из тюрьмы такой вот индивидуальный номерок оставался у освобождённого. В качестве своеобразного «сувенира»… Уж я-то, поверь, знаю.

ХЕЛЬГА

Тогда… фальшивка?

МЮЛЛЕР

(разглядывает бляху в лупу)

Вполне может быть. Хотя непохоже. Очень натурально выглядит. В любом случае – немедленно на экспертизу.

ХЕЛЬГА

Слушаюсь, господин группенфюрер.

Хельга протягивает руку, чтобы взять бляшку, но Мюллер, словно не замечая этого, продолжает рассматривать её в лупу.

ХЕЛЬГА

Но… Разрешите спросить?

МЮЛЛЕР

(снова предугадал её вопрос)

Каким образом эта реликвия (если она, конечно, не поддельная) оказалась у подследственной? Это, чёрт побери, я у вас должен спросить, шарфюрер Шульц!! Вы ведёте это дело или я?!

ХЕЛЬГА

Прошу простить, господин группенфюрер…

МЮЛЛЕР

На сей раз ты отвратительно поработала с вещественными доказательствами. Просто безобразно, Хельга!

ХЕЛЬГА

Очень много работы по Кёнигсбергу, вы же знаете… А тут ещё эта Хоффманн… Разрешите, я прямо сейчас из неё душу вытрясу насчёт этого номерка?

МЮЛЛЕР

Стой.

(размышляет вслух, разглядывая бляшку)

Чисто теоретически эта штука могла попасть к ней как угодно. Подследственная могла её найти, я не знаю, где-нибудь на улице, на помойке. Многие заключённые по истечении срока просто выбрасывали свои бляшки, и всё.

ХЕЛЬГА

Мне кажется, это крайне маловероятно.

МЮЛЛЕР

Согласен. С декабря 1924-го, когда Фюрер вышел на волю, прошло, чёрт возьми, ровно двадцать лет. А судя по тому, как номерок…

(подбирает слово)

…«ухожен», он явно не провалялся все эти годы в грязи. А лежал, скажем, где-нибудь в шкатулочке. И регулярно протирался кем-то бархатной тряпочкой.

(аккуратно прощупывает и даже нюхает бляшку)

Кстати, представляешь, сколько этот кусочек дешёвого металла может сейчас стоить? Это же, чёрт побери, историческая ценность…

ХЕЛЬГА

Музейный экспонат!

МЮЛЛЕР

Вот именно. Личная вещь самого Фюрера! Отсюда версия номер два. Какая?

(передаёт бляшку Хельге)

ХЕЛЬГА

Подследственная могла её украсть!

МЮЛЛЕР

Или просто купить. Обменять. Взять напрокат. У одной из сотен тысяч таких же фанатичных поклонниц нашего Фюрера, как она сама.

(берёт в руки дневник, задумавшись)

В любом случае…

ХЕЛЬГА

Да, господин группенфюрер?

МЮЛЛЕР

В любом случае вытряси из неё всё насчёт номерка.

ХЕЛЬГА

Слушаюсь, господин группенфюрер! Разрешите ещё вопрос?

МЮЛЛЕР

Спрашивай.

ХЕЛЬГА

Как вам… этот дневник?

МЮЛЛЕР

Весьма любопытный документ. Первое впечатление – типичная эпистолярная чушь влюблённой девицы. Но что-то меня в нём настораживает.

ХЕЛЬГА

Что… настораживает?

МЮЛЛЕР

Много лишних вопросов задаёте, шарфюрер. Идите, продолжайте допрос!

ХЕЛЬГА

Слушаюсь!

5/6

ИНТ. ЛАБОРАТОРИЯ / КАМЕРА ДЛЯ ДОПРОСОВ – УТРО

Мюллер надевает наушники и открывает дневник. Хельга стремительно возвращается к Анне-Марии.

ХЕЛЬГА

(поднося бляшку к носу Анны-Марии)

Что это?! Что это, я тебя спрашиваю??? Откуда у тебя это?..

АННА-МАРИЯ

Вот. Вот! Именно с этого я и хотела начать.

ХЕЛЬГА

Говори.

АННА-МАРИЯ

Дайте воды. Пожалуйста…

Хельга наливает из графина воду в стакан и подаёт Анне-Марии. Та жадно пьёт.

АННА-МАРИЯ

Это одна из самых дорогих вещей нашей семьи. Это арестантский медальон моего папы. Он подарил его моей маме. В самый первый день, когда они познакомились. Он тогда только что вышел из тюрьмы, а было Рождество, но у него не было подарков, и мама попросила его отдать ей что-нибудь такое, личное… И папа…

ХЕЛЬГА

Стоп. Ещё раз. По порядку и не так сбивчиво.

АННА-МАРИЯ

Мой будущий отец, Адольф Гитлер, освободился из тюрьмы в декабре 1924 года. Как раз накануне Рождества. Мама рассказывала, что она познакомилась с ним у дедушки Руди…

ХЕЛЬГА

Кто такой дедушка Руди?

АННА-МАРИЯ

Дедушка Руди – Рудольф Фукс, он уже умер; давно, я ещё маленькая была… Это мамин двоюродный дядя, кузен её мамы и, значит, моей бабушки. Он был пивоваром, и у него имение было на озере Кёниг-Зее, в горах…

ХЕЛЬГА

И что?

АННА-МАРИЯ

Он был сторонником моего папы…

ХЕЛЬГА

Вы имеете в виду – сторонником Адольфа Гитлера?

АННА-МАРИЯ

Да. Поддерживал его всячески. Ещё с давних времён, когда папа, Адольф Гитлер, только начинал свою борьбу. Когда дедушка Руди узнал, что папа выходит из тюрьмы, он пригласил его к себе в имение.

Мюллер, внимательно изучая дневник, одновременно внимательно слушает допрос в наушниках.

АННА-МАРИЯ

Даже не пригласил, а почти насильно усадил в машину и увёз. Он очень хотел, чтобы папа отдохнул как следует после тюрьмы, отоспался, отъелся. Рождество опять же, Новый Год… А там, на озере у нас, в горах, – красота-а-а… Я вам рассказывала…

ХЕЛЬГА

Не отвлекайтесь. Ближе к делу.

АННА-МАРИЯ

А мама моя, ей тогда 19 было, как мне сейчас, она, лишь только узнала, что к дяде сам Гитлер приезжает, в гости напросилась. Очень ей хотелось живьём на знаменитость посмотреть. Ну, и вот…

ХЕЛЬГА

Ваша мать – кто она?

АННА-МАРИЯ

Она умерла в прошлом году. Её звали Инесс. Инесс Хоффманн. Она с детства очень хорошо пела, танцевала, мечтала стать актрисой. Талантливая была.

Очередная вклейка в дневнике, который смотрит Мюллер – пожелтевшее фото симпатичной юной девушки в баварском национальном костюме: это Инесс Хоффманн, и она очень похожа на Анну-Марию.

АННА-МАРИЯ

Но встреча с папой… изменила всю её жизнь. Хотя там, на озере, они вместе они провели всего несколько дней. И всего одну ночь…

ХЕЛЬГА

И якобы именно тогда Фюрер передал вашей будущей матери этот предмет?

АННА-МАРИЯ

Да! Мама всегда преклонялась перед подвигом Гитлера, жалела его – человек как-никак в тюрьме отсидел. Вот она и попросила его подарить ей на Рождество что-нибудь такое… Что всегда напоминало бы ей о его страдании… А перед смертью, когда она рассказала мне, кто на самом деле был моим отцом… она отдала талисман мне. Я носила его на цепочке, на шее…