Андрей Посняков - Последняя битва

Выбравшись из танка, Иван тщательно осмотрел амбар, обнаружив у задней стенки аккуратно развешенную на плечиках одежду, два комплекта униформы – коричневые рубашки с нашивками, шорты, короткие черные галстуки. Размер маленький, подростковый… Господи! Иван наконец понял! Ну конечно, подростки! Подростки из «Гитлерюгенд». И танк этот – наверняка учебный. Притащили, что было, гитлереныши чертовы. Ладно, подождем…

Иван прикрыл дверь, аккуратно приставив на свое место петельку и, отойдя, затаился в кустах. Ждать, слава богу, пришлось недолго – где-то совсем рядом, в лесочке, заржали кони, послышалась негромкая речь… И к старой мельнице вышли… двое подростков-близнецов, тех самых, которых Раничев видел на рынке. Это, впрочем, было еще не все, за подростками, ведя под уздцы коня, шагал орденский рыцарь Гуго фон Райхенбах, а за ним маячила коренастая фигура брата Альбрехта и еще какого-то прихрамывающего на левую ногу человечка…

…с узким неприятным лицом.

Да, лицо у баннфюрера Мюллера было очень неприятное, слишком уж узковатое для такого широкого носа, с маленькими бесцветными глазками, злое. Герхард это только сейчас заметил, когда баннфюрер оглянулся на бегу, чтобы подогнать отставших. Он, Герхард Майер, как раз и был среди отстающих… как и всегда.

– Быстрее, быстрее! – на бегу кричал Мюллер. – Быстрее, иначе скоро вас перегонят пимпфы!

Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выскочит из груди, липкий горячий пот струился по всему телу, нет… нет, Герхард не мог больше бежать.

– Быстрей, слабаки! – снова заорал баннфюрер. – Нет, вы недостойны Великой Германии!

Ну уж так-то зачем?

Вытащив стек, Мюллер принялся хлестать им бегущих, досталось и Герхарду – по ногам, по спине. Было больно, но он стиснул зубы – только не закричать. Крикнешь – будет хуже! Немецкий подросток должен терпеть боль молча. Любую боль.

Ну где же этот чертов лагерь, где? Должно быть, во-он за той корявой сосною. И не надо было сюда ехать! Ага… Не поедешь, как же! Родителей живо напрягут… Родителей. Мать. Отец год назад пропал без вести на Восточном фронте. Где-то под Курском.

– Быстрее, куски мяса! Быстрее!

Герхард старался держаться из последних сил, не обращая внимания на только что поднявшееся в небо солнце. Еще хорошо, что они бежали кросс ранним утром, да еще в одних шортах и босиком, а это совсем не то, что в тяжелых ботинках и с полной армейской выкладкой за плечами. Впрочем, Мюллер наверняка устроит и такое. Ой, Господи, дай силы выдержать! Хорошо Эриху, брату – вчера во время военной игры подвернул ногу – сегодня никуда не побежал, остался дежурить при полевой кухне. Варит, поди, сейчас, сосиски или компот…

– Пошевеливайтесь! Унтерменши и то лучше вас бегают!

Ну сравнил, спасибо. Унтерменшей – пленных русских недочеловеков – Герхард видел трижды, два раза – в кино, в хронике «Зи Дойче Вохеншау», там они выглядели такими страшными – скуластыми, узкоглазыми, кривоногими, – что невольно вызвали ненависть. Третий же раз Герхард увидел русских совсем недавно – на разборе завалов после вражеской бомбардировки – и тогда они произвели на него совсем другое впечатление, впечатление несчастных и сильно истощенных людей, которых не ненавидеть можно было, а пожалеть, хоть жалость – и не немецкое чувство, как сказал фюрер – «в молодежи не должно быть ни слабости, ни нежности»!

– Эй, куски мяса! Вон там, за сосной – финиш. А ну-ка, ускорьтесь! Ап! Ап! Ап!

Бегущий перед Герхардом худенький белобрысый парнишка – Карл Фишер, – собравшись с силами, рванулся вперед… и вдруг споткнулся, полетел прямо в грязную лужу.

– Вставай! – тут же заорал молодежный руководитель. – Поднимайся, свинья!

Герхард не оглядывался – да никто не оглядывался – лишь бы самому не упасть. А ноги, кажется, стали ватными и передвигались так медленно, как бывает иногда во сне, когда кажется, что бежишь изо всех сил, а на самом деле остаешься на месте.

– Вставай, вставай же! Быстрей!

Это Мюллер пинками поднимал упавшего.

Вот наконец и сосна – а там, совсем близко – лагерь. Украшенные флагами и лозунгами палатки, дымящаяся полевая кухня, плац, флагшток: бьющийся на ветру алый стяг с черной свастикой в белом кругу. Рядом с флагштоком – всегда часовой в парадной форме – коричневая рубашка с черным галстуком и нашивками, отглаженные шорты, гольфы, в руках – самая настоящая винтовка.

– Гер-хард, Гер-хард, да-вай, да-вай! – это, конечно Эрих и друзья-приятели – Йоганн, Артур, Вилли…

– Гер-хард, Гер-хард…

Ну наконец-то!

Рванувшись из последних сил, Герхард упал на руки подбежавшим приятелям.

– Молодец, парень! Ты выдержал, выдержал – прибежал!

Герхард улыбался – теперь был повод немного погордиться собой. Скосив глаза, увидел, как у сосны, последним, уныло бредет белобрысый Фишер. Усмехнулся – он-то все ж таки добежал! Ну а Фишер… Горе неудачнику, горе!

Немного отдышавшись, Герхард подошел к рукомойникам, умылся – купаться в реке почему-то не очень-то хотелось, – заглянул в палатку и подошел к столпившимся кучей ребятам. Вместе со всеми, дождавшись очереди, протянул карточку, впившись глазами в подтянутого спортфюрера, отрапортовал:

– Герхард Майер, отряд «Орден», камерадшафт два… Зачет?

– Майер? – Спортфюрер усмехнулся. – Я видел, как ты бежал, сынок! Нужно больше тренироваться.

– Я обязательно буду!

– А куда ж ты денешься? Ну ладно – зачет.

Радостный Герхард отошел в сторону.

– Получил? Поздравляю! – хлопнул его по спине здоровяк Гамбс, Конрад Гамбс, камрадшафтфюрер – командир первого звена, противный толсторожий парень. – Тебе надо было позвать своего братца, Майер, вы ведь близнецы. Менялись бы – часть пути он бежал, часть – ты. Поди вас, отличи!

Герхард отвернулся. Какой циничный этот Гамбс! Наверное, у него в роду были евреи.

После сытного обеда – сосиски с капустой, овощной суп, пудинг – все отряды выстроились на плацу – баннфюрер награждал грамотами отличившихся в кроссе, после чего кратко высказался о каждом отряде.

– Начнем с пимпфов, – неожиданно улыбнулся он. – Они хоть и малыши, но здорово себя показали… В отличие от более старших отрядов. «Достойная смена» всю дорогу ныла, ничего себе – достойная смена! «Сыны фюрера» еле уложились в отведенное время – хлюпики. Может быть, вам сменить название, ребята? Отдельно скажу об «Ордене»… Карл Фишер, выйти из строя!