Андрей Посняков - Последняя битва

– Немножко подожди здесь, Марта, я доложу…

Герр Шульце осторожно постучался в красивую резную дверь. Вошел…

Портьера дернулась… Выскочивший из-за нее бородатый человек в смешном стеганом балахоне и странных, каких-то сказочных башмаках остановился, весело подмигнул Марте и, громко чихнув, бегом спустился по лестнице.

В коридор вышел герр Шульце:

– Ну, не устала ждать?

– Да нет. Тут какой-то…

Яркая вспышка вдруг на миг осветила холл. Марта обернулась – на лестнице никого не было. Как же он ушел?

– Знаете, тут был какой-то смешной господин…

– Господин? Это, верно, слуга… Ну, Марта, идем!

Они вошли в полутемный альков с высоким окном, затянутым дорогой тяжелой портьерой. Посреди комнаты, на широкой кровати, под одеялом лежала старуха с изможденным лицом и пронзительными голубыми глазами.

– Мы привезли девочку, госпожа Изольда, – склонившись, негромко доложил Шульце.

– Вижу! – Голос у старухи оказался неожиданно сильный, громкий. Вдруг она улыбнулась:

– Подойди, дитя.

Марта испуганно подошла к постели.

– Господи, – прошептала старуха. – Владимир! Вылитый Владимир… Одно лицо. Тебя зовут Марта?

– Марта Кравен, фрау.

– Кравен? – Старуха расхохоталась и вдруг закашлялась, захрипела, и бросившийся к тумбочке герр Шульце быстро налил из графина воды, подал.

– Нет, – успокоившись, произнесла старая фрау. – Ты не Кравен, Марта, ты – Кучум-Карагеева! Графиня Кучум-Карагеева, как бы ни пытались отменить сословия проклятые большевики!

Тогда Марта мало что понимала, слишком уж была мала. Какая-то старуха, болтающая на незнакомом языке – иногда графиня забывалась и переходила на русский. Лишь потом, много позже, вспоминая слова покойной матери, Марта поняла наконец, кем была эта странная фрау: матерью русского офицера, Владимира, ее родной бабкой!

– Когда в монастыре ждут девочку? – Графиня вытерла слезы белым батистовым платком.

– К восьми часам, госпожа.

Висевшие напротив постели часы показывали шесть.

– Вы нужны мне, Шульце… – тихо произнесла старуха. – Отправьте девочку с шофером, пусть покатает ее по городу, купит мороженое, подарки. Прощай, дите мое!

– До свидания, госпожа.

У подъезда маленькую Марту ожидал все тот же сверкающий лаком автомобиль.

– Вы сделали закладную на дом, Шульце? – Немного помолчав, графиня перешла к делам.

Адвокат поклонился:

– Как вы и велели, госпожа. Может быть, не стоит сейчас продавать? Марка ненадежна.

– Продайте за доллары, нет, лучше – за большевистские червонцы. Пусть и большевики хоть немного поработают на нашу несчастную семью. У меня не так много денег, Шульце, большую часть захваченных с собой брильянтов я вложила в дом. И скоро умру.

– Бросьте, фрау…

– Умру. Я чувствую. – Графиня закашлялась. – Сколько мне еще осталось? Месяц, два? Вряд ли больше. Но теперь… – Она вдруг улыбнулась. – Теперь уже можно умирать – я нашла внучку. Вернее, это вы мне ее нашли.

– Не скрою, пришлось постараться, и…

– Поэтому – треть средств от продажи дома – ваши, герр Шульце! Я укажу это в своем завещании.

Умело скрыв довольную гримасу, адвокат изогнулся в поклоне:

– Не знаю, как и благодарить.

– Полноте, Карл! Еще мой батюшка вел финансовые дела с вашим дедом! Думаю, вашей конторе можно доверять.

– Мы свято чтим все традиции фирмы, – горделиво приосанился Шульце. – Уверяю, у вас не будет возможности сожалеть.

– Вот уж этого точно не будет, – пошутила графиня. – Ведь умру.

– Ну что вы!

– Теперь о девочке… – Кучум-Карагеева вновь стала серьезной. – Обещайте мне, Карл, точно исполнить все мои указания.

– Какие могут быть…

– Вы продадите не только дом, но и – разумно и постепенно – все оставшиеся брильянты. Я хочу, чтобы моя внучка ни в чем не нуждалась!

Шульце молча кивнул.

– Все средства вы поместите в надежный банк и, когда Марте исполнится четырнадцать, заберете ее из нищего монастыря, поместив в частный пансион. Раз в неделю вы будете выдавать ей наличные деньги и ничем не ограничивать ее свободу. Мой сын Владимир, увы, не успел пожить. Пусть хоть поживет внучка… Что? У вас есть какой-то вопрос?

– Четырнадцать лет, – мягко улыбнулся адвокат. – Не рано ли? Может быть, лучше подождать до восемнадцати?

– Нет. – Графиня отрицательно покачала головой. – Я сама вышла замуж в четырнадцать лет, о чем ничуть не жалею. А что касается ваших опасений, любезнейший, то у девушек что в четырнадцать, что в восемнадцать – в голове один ветер. Далее… Пусть вас не шокируют мои слова… Пусть вы или ваши наследники, Карл, через пятнадцать лет раздобудут рекомендательные письма… Впрочем, это указано в завещании, прошу отнестись со всей серьезностью.

– Наша фирма, госпожа, исполняет иногда и самые сумасшедшие просьбы.

Графиня неожиданно улыбнулась:

– Ну эта, наверное, не самая сумасшедшая. В общем, прочтете…

– И вот еще что… – Она приподнялась и тут же обессиленно упала на подушки. – В верхнем ящике секретера шкатулка. Откройте ее, Карл.

Адвокат проворно исполнил требуемое. В небольшом резном ящичке красного дерева находился невиданной красоты перстень – золотой, с крупным зеленым камнем.

– Дайте мне кольцо! – собравшись с силами, прошептала графиня и через силу улыбнулась. – Это фамильный перстень нашего рода. Говорят, им когда-то владел сам Тимур. Его вы тоже передадите… Нет, не внучке. Ее сыну! Женщины не должны владеть этой вещью!

– А если у вашей внучки не будет сына?

– Тогда, – вздохнула графиня, – тогда захороните его в моем склепе.

К четырнадцати годам Марта превратилась в прелестную девушку, на которую во время прогулок в монастырском саду из-за оград заглядывались молодые люди. А уж когда Марта перешла в пансион… Она всегда знала, что красива, но вот теперь стала еще и богата! Пансион, увы, не отличался особой строгостью – платили бы деньги. Быстро появились подружки, вечеринки, пирушки… Один раз, после пары бутылок шампанского, распитых на четверых, всю компанию вдруг занесло на какой-то митинг. Выступающие что-то громко орали, но их, похоже, никто не слушал, пока сзади, к трибуне не подъехал тот, кого, как оказалось, ждали все. Невысокий симпатичный мужчина лет сорока со смешными усиками, в дорогом красном «Мерседесе» с шофером. О, как он говорил! Начал потихоньку, чуть ли не шепотом – и вся площадь мгновенно затихла, – потом, постепенно повышая голос, оратор заговорил о врагах Германии – коммунистах, социал-демократах, евреях – в общем-то, в саму речь Марта тогда не особо вникала. Ей нравилось само построение фраз и то, как этот невысокий, ничем не приметный господин с усиками метал их в толпу, словно боевые гранаты!