Александр Прозоров - Заклятие предков

— А-а-ал-л-л-ла-а-а-а! — прорезал ухо чей-то вопль.

— Э-э-э… — натренированным движением, еще не успев проснуться, Олег схватил саблю и кувырком метнулся в сторону. — Что?!

— А-а-ал-л-л-ла-а-а-а!

Середин выпрямился во весь рост, оглядываясь с обнаженным клинком в руке. Заряна с круглыми от ужаса глазами стояла на постели, зачем-то нахлобучив шкуру на голову:

— А-а-ал-л-л-ла-а-а-а!

Пронзительный высокий мужской голос обрушивался, казалось, прямо с неба. Которое, кстати, начинало потихоньку светлеть.

— Тьфу ты, электрическая сила… — Олег вернул саблю в ножны, отпихнул невольницу на снег, поднял халат и накинул на плечи. — З-зар-раза! Похоже, мечеть рядом. Я и забыл, что болгары здешние в ислам ударились. Наверное, совсем чуть-чуть вчера не доехали. Ладно, давай седлаться. Если повезет, позавтракаем на постоялом дворе…

Наскоро собрав вещи, они выехали на речной лед, двинулись вниз по течению и уже через полкилометра увидели город. Он стоял на правом берегу, на пологом холме, немного отступив от реки в лес — потому-то и не был заметен издалека. Хотя вблизи казалось невероятным — как можно не различить такую громадину…

По нижнему краю городского холма шел сверкающий льдом земляной вал не меньше десяти метров высотой, с частоколом по верхнему краю. Немного дальше, выше по склону, тянулась еще одна стена — рубленная из толстых бревен, с башнями и крытым навесом. В окружности город составлял явно больше километра, а выходящие к реке ворота были сложены из крупных, уже замшелых, валунов. Толстые, в локоть, створки прикрывались бронзовыми листами, насаженными на гигантские, сантиметров пяти в диаметре, заклепки. Вдобавок ко всему имелся ров шириной метров пять и слегка выпирающая над воротами площадка, на которой даже сейчас, когда никаких опасностей окрест не наблюдалось, дежурили два лучника.

У ворот маячили двое стражников — с копьями, украшенными у наконечников красно-зелеными тряпочными кисточками, в мисюрках, похожих на железные тюбетейки, и долгополых халатах, обшитых на груди поперечными железными пластинами. Мимо них бродили люди — в халатах и просто длинных рубахах и обмотках на ногах, — проезжали верховые, выкатывались сани и телеги. В общем, город жил своей деловой жизнью, не выявляя никакой тревоги.

Поначалу Олег понадеялся проскочить ворота в общей толпе, однако увидев, как стражник подобрал прислоненное к обледенелой стене копье и двинулся наперерез, предпочел придержать кобылку и спешился:

— Доброго вам дня. Это и есть Марха, о которой мне рассказывали?

— Не знаю, что тебе рассказывали, язычник, — снисходительно усмехнулся усатый стражник, ставя копье древком на землю и опираясь на него обеими руками, — но это Марха и есть.

— Почему сразу — язычник? — развернул плечи ведун.

— А то я не узрел, какими глазами ты стены наши оглядывал. — Стражник гордо пригладил усы. — Не случалось таких в ваших чащобах?

— Постоялый двор у вас в городе есть?

— Есть, отчего не быть, — пожал плечами воин. — Девку на продажу везешь?

— Нет, — покачал головой Олег. — Ничем не торгую. Хочу припаса в дорогу купить.

— Куницу давай, — кивнул стражник, — за воротами сразу направо поворачивай, до угла иди. За углом двор увидишь, с сине-зеленым шамаилом над дверьми. Это дом Хромого Бурхана. Он путников и принимает.

— Нет у меня куниц, — поморщился ведун. — Только серебро. Возьмешь?

Он вытащил из поясной сумки одну из заранее переложенных из кошеля монет.

— Хы… Язычник, и с серебром, — удивился стражник, забрал монету, зажал зубами, попытался согнуть. Серебро, естественно, не поддалось, и стражник махнул рукой: — Проходи.

Пространство между стенами было застроено довольно плотно, и Олег почему-то совсем не удивился, что дома здесь, в большинстве своем каменные, ставились только двухэтажные — с рубленным из дерева верхним этажом. Что касается постоялого двора — то ворота в него и вовсе оказались возведены в виде остроконечной арки, какие любят делать в арабских странах. Над створками в арку была вделана голубая плитка с зеленым обрамлением, а в центре, на белом фоне, шло некое, писанное арабской вязью, изречение. Буковки были нарисованы так, что складывались в изображение корабля, плывущего под полными парусами. Крест на запястье тревожно обжег кожу — ведун уже и забыл, когда это случалось в последний раз. Это означало, что панель не просто украшение, а какой-то амулет, защищающий дом от злых духов.

— Будем надеяться, он действует. — Олег взялся за тяжелое кольцо, заменяющее на воротах ручку, несколько раз стукнул им в подложенную снизу пластину.

Вскоре послышались торопливые шаги, громыхнул засов, створки открылись вовнутрь.

Первым, кого увидели путники, был невысокий, весьма упитанный и улыбчивый болгарин: белокожий, нос картошкой, распахнутые голубые глаза. Ни тебе раскосости, ни широких азиатских скул. Наголо обритую голову украшала черная бархатная, шитая золотыми нитями, тюбетейка. Неприкрытые уши покраснели от холода. Халат у болгарина был тоже бархатный, расшитый серебром и бисером. Пухлые и красные, похожие на сосиски, пальцы левой руки перебирали четки из сандалового дерева, распространяющего приятный сладковатый запах. Правая рука полностью скрывалась в свободном рукаве. Второй местный житель, одетый в длинный тулуп и засаленную шапку, не спеша отнес к стене толстый деревянный брус, подошел ближе, засунув кисти рук в рукава.

— Это постоялый двор Хромого Бурхана? — поинтересовался Олег, не торопясь входить внутрь.

— Как же, как же, мой двор, — торопливо закивал толстяк.

— Баньку я бы хотел посетить, подкрепиться, комнату на ночь снять да припасов заказать в дорогу…

— Да-да, все сделаем, — закивал толстяк еще чаще. — Входите, гости дорогие. Еремей, чего стоишь? Коней прими! Заходите…

Ведун кинул поводья невольнику, шагнул в ворота.

Двор, покрытый ровным снежным ковром, представлял собою правильный квадрат примерно пятьдесят на пятьдесят метров, огороженный дощатым забором. В одном углу стоял обширный бревенчатый сарай, по диагонали от него — каменный дом, архитектурой похожий на мечеть: высокая арка над дверьми, купол в центре здания, стрельчатые окна, широкие, прикрытые массивными сугробами, навесы по сторонам. По высоте строение вполне тянуло на двухэтажное, но забранные зеленым бутылочным стеклом окна шли только в один ряд. Правда — под самой крышей.

— Пустовато у тебя, хозяин, — заметил ведун, направляясь к дому.

— Так зима, — засеменил толстяк за ним по узкой утоптанной тропинке. — Кто же зимой дела торговые ведет? Вот как лед сойдет — шумно станет. Ладьи по Каме и Итилю поплывут, купцы поедут. Летом полтыщи телег товара в нутро ладье положил, команду в два сорока собрал — да и плыви, не тужи. Где ветер подмогнет, где веслами загребешь. А зимой как же? Столько саней снарядить — это же сколько народу, сколько лошадей потребно? Да каждого прокорми, за каждого заплати. Опять же охрана… Нет, зима создана Аллахом, дабы возносить молитвы и думать о жизни своей грешной. А дела — они летом идут. Летом и хлеб растет, и сено запасается, и скотина жир нагуливает…