Александр Прозоров - Душа оборотня

Крот окинул толпу пытливым взглядом и спросил, обернувшись к Олегу:

— Ты чего сказать не хошь?

Середин взобрался на колоду, оглядел насупленные лица селян. Кто в легких шапках, кто с непокрытой головой; бабы, в основном, в платках. Смотрели на него угрюмо — хорошего не ждали.

— Скотину тоже в хлевах прикройте покрепче, — сказал Середин, продолжая вглядываться в лица, — ежели кто стучать ночью станет — пусть хоть кем назовется: сват, брат, отец родной, — никого на порог не пускать, коли жить хотите. Лучины держите наготове…

Он продолжал говорить, лихорадочно обшаривая море голов, вглядываясь в настороженные глаза. Одинаковые лица; кто постарше, кто помоложе; все загорелые, волосы русые, выгоревшие. А Ингольф высок ростом, светловолос, глаза у него голубые, холодные. Нет таких… Неужели ошибся?

— …топоры под рукой держите. Обереги, у кого есть: нож костяной — воткнуть в сенях, у кого череп волчий или медвежий — положить перед дверью. Бузину на окнах развесьте.

Середин слез с колоды, встретил вопрошающий взгляд дружинника, пожал плечами.

— Крот, все здесь собрались?

— Все, как есть все.

— Ладно, распускай народ. Не нашел я его, Невзор. Будем ждать.

— Чего ждать-то?

— Придет он к нам. Не захочет разоблачения. Сам придет и постарается опередить.

— На живца, стало быть, брать будем, — задумчиво сказал Невзор, — ну, что ж, пусть приходит.

Солнце садилось, в избах топили печи, закрывали калитки, подпирали колами двери в хлева, загоняли ягнят и птицу в клети. Небо почти очистилось от облаков; последние, горящие розовым, уходили, растворялись на западе, провожая солнце. Два старших сына старосты загнали в хлев свиней с заднего двора и теперь забивали в землю колья, припирая дверь. Из дома слышались голоса — хозяйка и дочери собирали не стол. Малышню уложили за печью, завесили окна ветками бузины с налитыми красными гроздьями. В сенях крестьянин споткнулся о волчий череп.

— Тьфу ты, нечисть. Мать, ты чего тут разложила?

— Так ведун велел, сама слышала.

— Он здесь пока, вот уйдет — все и приготовишь.

— Пусть лежит, ногу тебе поднять лень?

— Эх, — вздохнул Крот, — бабу не переспоришь.

Олег предупредил мужика, чтобы все было, как на большом празднике: если кто зайдет — пусть видят, что ведун набирается сил, угощается от души и отказа ни в чем не встречает.

На столе дымился поросенок только из печи, румянились пироги, стоял квас в кувшинах, мед и брага — в корчагах; по мискам разложили соленые и жареные грибы, парил котелок каши с топленым маслом.

Крот крякнул, увидав такое изобилие, но, покосившись на Олега, промолчал.

— Ничего, хозяин, — успокоил его Середин, — все сторицей вернется. С мужиков соберешь, если что лишнее съедим.

— Да я не к тому, — Крот неловко махнул рукой, — чего уж там, может, в последний раз гуляю. Ежели что, сам на упыря с вилами пойду. Кому, как не мне? Меня ведь на такую нужду посадник Черниговский сюда и поставил. Не последний в его дружине был. А топором махать не разучился, и броня есть, поискать только, гдей-то за печью лежит.

За столом расселись по старшинству: во главе хозяин, гости, сыновья, а потом жена и девки. Девушки зыркали на Олега и Невзора быстрыми глазками, краснели, прыскали в ладони, пока Крот на них не прикрикнул.

Хозяин разлил мед. После первой чарки навалились на еду, только Невзор, по обыкновению, ел мало. Разговор не клеился, и староста налил по второй.

— Я ведь, слышь, ведун, на печенега и на хазарина не раз хаживал. Сам воевода Белобой меня привечал, да! — Крот после чарки раскраснелся и уже не столько ел, сколько старался разговорами о боевом прошлом подбодрить самого себя. — А ить его, печенега, в степи не словишь, нет. Кони легкие, неподкованы, как ветер летят. Их надо скрадом. Ага. И против сабли мечи надо полегче. А лучше — тоже сабельку вострую.

— Это точно, — кивнул Невзор, — пока мечом вдаришь — он тебя пять раз достанет.

— Во, — обрадовался староста, обнаружив знающего человека, — а я что говорю. Помню, раз мы…

— Ты ешь лучше, — вмешалась жена, — каждый раз одно и то же вспоминает.

— А ты молчи! Видишь — мужики разговаривают. — Крот на мгновение потерял нить разговора, но тут же продолжил как ни в чем не бывало. — Ко мне ведь бабы-то так и ластились. Дочь купца, помню… Эх, хороша девка была. А взял ее, — указал он на жену. — И чем приворожила?

— Да кто кого взял, еще вспомнить надо! Ты телок был сопливый, кто поманит — туда и бредешь.

— Я телок? — Крот аж подскочил. — Да я с Белобоем…

— Это в поле ты соколом летал, а девки-то из тебя веревки вили.

— Да ты што ж это, а? Курицу твою мать! Перед гостями меня…

Середин обнял мужика за плечи, усадил за стол, предупреждая семейную ссору.

— Все, все, хозяева. Нашли вы время разбираться. Ты, Крот, наливай себе, а нам уже хватит. Голова ясная должна быть.

— А я выпью, — согласился Крот, — мне хоть ведро налей, а я все как огурчик! Надо же, говорит — веревки из меня! А я ведь ей за всю жизнь ни разу слова худого не сказал, так, вожжами пройдешься по-вдоль хребта для острастки. И-и, глаза-то мои открылися… Вот погоди, упыря кончим…

Сыновья с девками, сдерживая смех, принялись за пироги с ягодами. Середин выглянул в окно. На улице почти стемнело. Еще совсем немного, и ночь накроет деревеньку с затаившимися по домам жителями.

— Ты хотел броню поглядеть, — напомнил он, — может, пригодится.

— Ага, ну-ка, баба, сходи-ка в избу. Там, за печью, в рогожке. Неси сюда.

— Я схожу, — сказал старший сын, крепкий паренек лет семнадцати.

Он притащил в горницу рогожку, раскатал ее на полу. Крот выбрался из-за стола, присел на корточках, перебирая снаряжение.

— Вот, кольчуга. Малость, того, ржа поела, но все одно хороша. Топор мой, меч верный…

При свете лучин Олег разглядел, что хозяин и впрямь давно не брался за оружие: ржавчина переела кольца кольчуги почти насквозь, проступила на клинке неопрятными разводами.

— А где шелом? Ась? — Крот оглядел домашних, — вот тута был.

— Малые с ним игрались, да в колодец обронили, — ответила жена.

— Ага, помню. Завтра доставать станем. Сам полезу.

— Ты кольчугу и меч приготовь, а топор ни к чему, — сказал Середин.

— Ага, ну-ка, давай, — Крот поманил сына, — почисть малость, да смажь. А мы пока закусим.

Хозяйка, глядя, как он нетвердой рукой наливает себе мед, укоризненно взглянула на Середина.

— Ничего, ничего, — одними губами сказал тот, — мы за ним присмотрим. А скажи-ка, хозяин: собаки, говоришь, сбегли, а те, что сдохли, — их где закопали?

— А вон, — махнул рукой староста, чуть не опрокинув кувшин с квасом, — за тыном, слева от южных ворот, как к жальнику идти. Там, в бурьяне, да и закопали.