Андрей Калганов - Ветер с Итиля

– Знаем мы твои повадки, – гнул свое «толстовец», – как татя заловим, обесхвостим, так ты и вылезаешь, будто без тебя не управились бы, и баламутить начинаешь.

– От ты!

– Не гневи общество, Дементий, не гневи… Чай, пригодится…

Похоже, «братья славяне» уверились в победе. Оно, конечно, льстит самолюбию, но не рановато ли добычу делить? Да и он, Степан, кажется, принимал некоторое участие… Он подошел к поверженному хазарину, обозрел ополчение, стоящее полукругом:

– Татей будем бить али как?!

Мужики хмуро молчали. Степан повторил вопрос.

– Мы, колдун, своих уж побили, – раздался угрюмый голос, – пущай теперя вон те своих учат. – Мужик показал на соседний «островок» людинов.

От такого ответа Белбородко слегка опешил. Стало быть, малодушие разобрало, моя хата с краю… Вряд ли можно осуждать за робость людей, которые только что чудом избежали смерти. Но тем, кто сражается в полустрелище отсюда, от этого не легче. Им ведь тоже помирать неохота.

«Не умеешь – научим, не хочешь – заставим. Придется вспоминать опыт заградотрядов времен НКВД».

– А ну, за мной! – негромко, но так, чтобы все слышали, скомандовал Степан. – Не то прокляну вас, детей ваших, жен ваших, скот и посевы… С голоду пухнуть будете! Мышей полчища напущу, запасы пожрут те полчища, мор напущу, нежить из болот выпущу, птиц научу щепы пылающие на дымы ваши носить, сгинете, аки не было вас. Мое слово верное, нерушимое. – Классическая концовка «во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь» в данном случае явно не подходила, Степан на мгновение запнулся. – Ибо сказано: человек человеку – друг, товарищ и брат.

Мужики засопели.

– Сжечь тебя надо было, – послышался сдавленный шепот, – теперя бед не оберешься.

«Эх, перегнул палку, – подумал Степан, – убил любовь в народных массах, можно сказать, на корню. Ну, не беда, взрастим новое деревце».

Не пускаясь в дискуссию, он подхватил молот и бросился к тающему на глазах человеческому островку. За спиной вскоре послышался топот нескольких десятков ног. Полезное дело – колдовство.

Мирное поле за краткий миг преобразилось – там, где еще недавно сохли на ветру спаленные солнцем травы, плотной стеной теперь стояла пыль. Недалеко от берега застыло обезглавленное тело какого-то хазарина, вода окрасилась кровью. Лошадь без седока, опустив морду в красную реку, жадно пила, то и дело фыркая и тряся шеей, отгоняя навязчивых слепней…

Слева рубился Радож, справа – Власий, чуть поодаль – Антип. Дальше начиналась какая-то каша. Островерхие шлемы, вспышки клинков, крики, конское ржание. Где свои, где чужие – не разобрать.

Зеленоглазый хазарин в островерхом шлеме с бармицей, но без личины, в добротном кольчужном доспехе, с железными пластинами на груди, умело прикрываясь щитом, налетел на Любомира. Сотник отбил легкую саблю, пронесся мимо, развернул коня. Пегий всхрапнул, поворотился в сторону. Любомир посмотрел вниз и стиснул зубы – рядом с копытами распластался вой из засадного отряда. Копье витязя воткнулось в землю неподалеку. Любомир дотянулся до ратовища, выдернул его и вдавил пятки в бока пегого, помчался на хазарина, заходя чуть сбоку, чтобы кони не зашиблись насмерть.

Хазарин не успел развернуть щит, и острый длинный наконечник вошел на всю длину в тело. Любомир рванул на себя, вытащил окровавленное жало и пустил коня медленной рысью, продвигаясь в глубь сечи. Поравнялся с Антипом, который, управившись с копченым, отирал лоб.

– Шустрые, что твои ерши, – сплюнул вой, – пока угомонишь, семь потов сойдет, как в бане пропарился.

– Жар костей не ломит, – усмехнулся Любомир.

Антип с ненавистью взглянул на солнце, размазал тыльной стороной ладони крупные блестящие капли.

– Н-но, пошла! – помчался на хазарина.

Любомир огляделся. В окружении высилось десятка два татей. Потаяло хазарское воинство. Теперь на каждого чужака приходилось по два своих воя – в сече благородству не место, кто выжил, тому и почет.

Сзади тоже слышались звуки битвы. Любомир обернулся. В половине стрелища от основной сечи Радож и Кудряш бились сразу с шестью «сынами тархана». Видимо, малый отряд решил ретироваться, да не вышло, завязли.

Любомир развернул скакуна, кинулся на подмогу. От хазарского отряда отделился всадник, поскакал навстречу… «Не успеть, срубят Радожа с Кудряшом», – пронеслось в голове Любомира, и тиун сшибся со степняком.

Обида и злость пьянили Кудряша почище хмельного меда. Хазары наседали на него и Радожа со всех сторон, а он ничего не мог сделать. Радож, понятно, вой старый, не дюже сноровистый, ему бы увернуться от клинка, и ладно, но Кудряш-то парень справный, силушкой и воинской сметкой не обиженный…

На парня навалились трое, все без личин и все на одно лицо – глаза черные, губы толстые, будто расплющенные ударом кулака, брови густые… Наверное, знакомцы его по Истомовой дружине, может, за одним столом сиживали… Да только немногого застолья эти стоили, вчера хлеб вместе преломили, а сегодня тебе горло перережут и не вспомнят потом. Такая уж у них порода…

Отбиваться было тяжко. «Тархановы дети» были крепкими и юркими, да и напролом не лезли – один оттягивал удары на себя, а двое других заходили сбоку и со спины.

Кольчуга была пробита в двух местах, рубаха, намокшая от крови, липла к телу. Силы покидали Кудряша. В голове шумело, перед глазами вспыхивали разноцветные пятна. Меч и щит вдруг стали невыносимо тяжелыми.

Хазары вновь отпрянули в разные стороны, развернули коней и принялись кружить, выгадывая удобный для атаки момент. Вдруг один завизжал, пришпорил коня и пронесся во весь опор мимо. Кудряш не успел не то что парировать удар – даже сообразить, что произошло. Конь вдруг вскинулся, захрапел, молотя копытами по воздуху, и завалился на бок.

Хорошо, ухитрился Кудряш высвободить ногу из стремени, спрыгнуть, не то бы подмял конь парня и тогда точно – конец. Кудряш тяжело поднялся и исподлобья посмотрел на всадников. Те ухмылялись, наслаждаясь его беспомощностью.

– Давай, чего ждешь! – закричал вой.

В ответ раздался глумливый хохот.

– Как скажешь.

И всадники помчались на него.

Кудряш на миг остолбенел. Что делать? Сейчас опрокинут, проскачут по нему, проломят копытами голову, грудь… Картинка вдруг встала перед глазами. Он тряхнул русыми кудрями, отгоняя морок. Не дело это – хоронить себя раньше времени. Раз руки-ноги целы, значит, повоюем.

Кудряш взревел и бросился под копыта ближайшего коня, метнулся в сторону, ушел в кувырок, на подъеме подрубил мечом промелькнувшие справа конские ноги. Конь перелетел через голову, подмял седока.

Кудряш показал кукиш двум другим всадникам, крикнул: