Александр Прозоров - Тень воина

— То верно. У меня один из сыновей, мыслю, по вине ее сгинул. Сосед мой, мужик степенный, с гати за ней метнулся, да так и не вытащили. Кузнец наш, Беляй, тоже через нее пропал. Детей трое осталось, жена, хозяйство без присмотра. Старшему там четырнадцать годов всего, прочие и того меньше. Куда им ремесло такое поднять? Оттого ныне и пришлось нам до Ельца обоз снаряжать. Свого мастера нет, а косы править надобно, топоры наладить, кольца для бочек новых и колес справить, пилы развести, упряжь заклепать, подковы к зиме набить…

Что верно то верно — для кузнеца в деревне работы всегда невпроворот. А значит… А значит, для мастеровитого прохожего непременно найдется и кров, и угощение. Никаких расходов — только молотом стучи. Еще и подзаработать чуток получится. Так почему бы не пересидеть в Сураве пару месяцев осенней распутицы, пока на землю не ляжет снег, а реки не скует прочным ледяным панцирем?

— Чего улыбаешься? — недовольно поинтересовался Захар.

— А помнишь, о чем мы с тобой на дороге перемолвились? — спросил Олег. — Человек предполагает, а судьба везет. Не оттого я заплутал, что лешие хитрее меня оказались, а потому, что дело нужное в здешних местах обнаружилось.

— Стало быть, изведешь мавку? — обрадовался мужик.

— Тут дело такое… — издалека начал Олег, взяв с попоны еще огурец. — Мне, Захар, в странствиях своих и припасы покупать приходится, и за кров платить, и лошадей содержать. Оттого ради простой благодарности помогать людям я не могу. Плату за добрые дела просить приходится.

— Так то понятно! — замахал руками бородач. — Ты токмо мавку нашу осади, пока всех мужиков не извела. А с платой мы урядимся, это дело понятное. Лишь бы Томила больше детей наших не трогала, а мы уж ничего не пожалеем, что в загашниках накопили, сговоримся.

— Угу, — согласно кивнул Середин, прихватывая огурчик — отвык он как-то от подобного лакомства. В дорогу ведь обычно то, что посытнее, берут. Мясо, сало, рыбу. А огурец — вода одна. Зато холодная, хрустящая, сочная.

Теперь, определившись со своим будущим на два, а то и на три месяца, он окончательно успокоился по поводу того, куда забрел по незнакомым дорогам. Куда надо было — туда и забрел. Не оставили своим вниманием рожаницы, [2] Рожаницы — дочери бога Рода. Небесные Хозяйки Мира, которые присутствуют при рождении детей и определяют их судьбу. привели в нужное время к нужному месту. Теперь только самому бы не сплошать.

Тут рыжебородый мужик снял с костра большущий общинный котел, одним быстрым движением переставил его на попону, на то место, где недавно красовался котелок ведуна. Все моментально замолкли, в готовности облизывая ложки. Бородач старательно перемешал варево крупным черпаком, после чего сел на угол импровизированного стола:

— Да благословит Знич нашу пищу!

— Да благословит ее Таусень, — суровым тоном поправил его старик и первым зачерпнул из котла.

На миг возникла заминка — но тут Захар кивнул Олегу, намекая, что ему как гостю позволено есть после Рюрика, старшего среди родичей. Ведун запустил серебряную ложку в варево, набрал, сколько смог, а следом замелькали инструменты других сотрапезников — каждый отлично знал свою очередь.

Это была ячневая каша с запахом тушенки. Только с запахом — от мяса не попадалось даже волокон. Вдобавок, горячая. Дуя на коричневатые комки, Середин торопливо хватал их, обжигая губы — потому что точно так же поступали остальные, и если он не успеет съесть наравне с другими, то очереди придется ждать. После четырех ложек он понял, что больше этой гонки не выдержит, и отвалился, снова потянувшись к холодным огурцам.

— Спасибо, наелся. Теперь чем попроще побалуюсь.

К этому заявлению все отнеслись спокойно — остальным больше достанется. А Олег, схрупав еще парочку зеленых малышей, отошел к своему костру, от которого осталась только кучка углей, завернулся в темную шкуру и закрыл глаза.

— Ведун… Ведун…

Середин вздрогнул, подтянул шкуру выше на плечо:

— Да хорошо сплю… Ты чего, берегиня?

— Не берегиня я… — прозвучал в ответ девичий шепоток. — То я, Всеслава.

Олег открыл глаза — но вместо худенькой берегини различил на фоне темного неба щекастое лицо одной из девиц.

— Тебе чего, Всеслава?

— Ты и вправду колдун?

Середин вздохнул, сдвинул край шкуры, приподнялся на локте:

— А потом спросить не можешь? Я с Захаром на работу одну подрядился. Теперь много дней рядом с вами буду.

Чего хочет девица, он примерно представлял. Обычно, прознав про его ведовство во всяких заговорах, девки просили приворот, красоту ненаглядную или, реже, отсушку — парня своего от соперницы отвести. И спросить об этом норовили, как сговорившись, как раз тогда, когда он самые сладкие сны видел — чтобы не заметил никто их обращения к чародею.

— Так ты вправду колдун? — придвинулась ближе девица, шепча ему чуть не в самое ухо.

— Колдуны тоже на свете этом нужны, — зевнув, сел Олег. — Скучно будет без нас в этом мире. Ты чего хотела-то? Уж говори прямо.

— А правда, что с нежитью ты управляться умеешь?

— Умею, — опять зевнул ведун. — Дурное дело нехитрое. Ты-то чего хочешь?

— И с навями управляться доводилось?

— Случалось.

— А с волкодлаками?

— И с ними.

— А с бадняками?

— Всякой нежити повидать довелось.

— А кикимора тебя звала?

— Звала.

— И что ты?

— Вышел и извел.

— И не помер?

— Я похож на мертвеца?

— Нет, не похож…

— Так чего же ты хочешь, красавица?

— А правду сказывают, колдуны так девицу заворожить могут, что та сама себя забывает, а после ночи одной как безумная становится, и никто ее более усладить не способен?

Ах, вот оно в чем дело… Девушке захотелось страстной неземной любви. Или, точнее — бурного секса. Такого, чтобы впечатлений осталось на всю жизнь.

Олег обвел взглядом тихий лагерь. Его костер уже полностью погас, в очаге у путников еще алели угольки. Но люди покойно посапывали, полностью провалившись в мир снов. Да уж, если сейчас немного покувыркаться — никто и ухом не поведет. Вот только… Вот только чем это поутру кончится?

Ведун успел немало покататься по Руси и знал, что на севере страны к баловству незамужних девок относятся с полным небрежением. Там даже невесту беременную в дом привести за удачу считается — раньше первый малыш родится. Южнее, в княжествах Черниговском, Переяславском, Муромском, у вятичей и мордвы на ярмарках баловство между юношами и девушками тоже дозволено. Но тут построже дело обстоит, и коли после баловства девица «понесла» — ухажер жениться должен. На западе, у полочан, пруссов, хорватов, еще строже обычай. Разговор короткий: коли «спортил» — женись. Но жестче всего — у новгородцев с киевлянами и окрест. Там вообще от невесты «чистоты» требуют. Впрочем, оно и понятно. Если в крестьянской семье нужнее всего лишние рабочие руки, то для зажиточного сословия добро свое важно сыну родному, кровному по наследству отдать, а не байстрюку какому-нибудь. Потому о чистоте крови и заботятся. Хотя, конечно, по большому счету, у девок везде и любовь случается смертная, и погулять они горазды бывают. Вот только… Вот только не довелось бы ведуну после минутного баловства девице пред Сварогом и Триглавой в верности до гроба клясться. Поди докажи целой толпе родственников, что сама пришла, а не он ее совратил, заманил, заморочил? Да и вообще — чего это, действительно, девица примчалась, и пары слов до того с ним не перекинув? Может, мавка всех женихов в Сураве извела, а замуж хочется?