Александр Прозоров - Кровь ворона

На постоялом дворе Весяки боярыня появилась часа через три, когда солнце уже начало клониться к закату. Ее сопровождали трое угрюмых могучих ратников, способных одним своим видом у кого угодно отбить желание проверять прочность их кулаков и длину мечей. Сидящего на ступенях крыльца Олега Верея снисходительно поманила пальцем, кивнула:

— Где?

— Вон, две повозки у забора, — поднялся навстречу Середин.

— Так она не разобрана? — удивилась девушка.

— А где же я ее тут поставлю? — в свою очередь изумился Олег.

— Ладно, — после краткого колебания решила боярыня. — Гляньте на нее, какое впечатление будет, а я пока с хозяином переговорю.

Ратники повернули к возкам, почесывая в затылках, Верея же вошла в дом — и теперь настала очередь Олега показывать дорогу к своей светелке. И опять, едва за ними закрылась дверь, девушка оскалила зубы:

— Ты чего делаешь обманщик?! У меня только удачная партия наметилась, достойная моего рода, а тут ты лезешь! Я же запретила тебе даже близко ко мне приближаться, чтоб тебе пусто было!

— Милая, желанная, дорогая, единственная моя, — взял ее за руки Олег. — Чудесная моя девочка. Может, ты не заметила, что мы от твоей усадьбы верстах в двухстах, не менее? Я к тебе и не приближаюсь! Мы не у тебя в поместье. Я просто заехал в Рязань!

Он говорил всё тише и тише, одновременно наклоняясь вперед, пока не прикоснулся губами к ее лицу и не начал целовать глаза, брови, щеки.

— Подлый предатель… — еще тише ответила она, а Середин подхватил девушку на руки, положил на постель. Гулко стукнулись о пол туфли, и Верея еле слышно прошептала: — Не смей…

Полы мехового плаща расползлись. Олег запустил руки ей под сарафан — боярыня застонала, выгнулась дугой, и всё ее одеяние моментально оказалось поднято выше головы.

— Подлый обманщик, предатель, негодяй… — Верея замолчала, только найдя его губы, пнула воздух ногой. Середин выпрямился, рванул застежку ремня, содрал с себя рубаху, дернул завязку штанов. — Если они сейчас войдут, убьют на месте…

— Пусть. Мне без тебя не жить. Ты мне каждую ночь снилась. Я о тебе днем и ночью вспоминал, ты мне за каждым поворотом чудилась… — В эти мгновения он и сам верил своим словам.

— Ну и пусть… — непонятно ответила Верея, крепко вцепившись ему в волосы, и их тела наконец-то вновь слились в единое целое.

На какие-то минуты Середин совершенно утратил контроль над своим разумом, словно потеряв сознание и уносясь в некий сладострастный водоворот, всё падая и падая — пока невероятным взрывом не выбросило его обратно на лежак, на мягкий тюфяк из еще не успевшего сваляться сена.

— Великие боги, наконец-то ты снова рядом со мной… — без сил отвалился на спину Олег.

— Великие боги, за что вы наслали на меня такое наказание, — эхом отозвалась Верея. — Ну, почему Лелио так смеется надо мной, почему не одарил страстью к достойному. Почему я вспоминаю о тебе, проклятый ведун, почему мне так хорошо с тобой, почему я желаю тебя, а не достойного моего звания мужа?

— А я, значит, недостойный? — обиделся Олег.

— Конечно! — подтвердила Верея. — Ты бродяга без дома и чести, без рода и племени. А князь Керженецкий имеет земли округ реки Кержени на три дня пути, сотни дворов, город, детинец, дружину. Если я стану его женой, то мой род, звание детей моих будут уже не боярскими, а княжескими. Ни одна сила не посмеет посягнуть на мои владения и мое звание. Мои дети до света будут правителями, а не подданными. Они станут князьями, ты слышишь — князьями!!! Ну, зачем тебя принесло в этот несчастный городок?!

— Ты не поверишь, Верея, — усмехнулся Олег. — Я хотел продать взятую у половцев юрту.

— Уезжай, — поцеловала боярыня его в губы. — Уезжай, милый мой, родной, ненаглядный. Уезжай! Не трави мою душу, не смущай мою совесть, не наводи подозрения на мою честь…

Она говорила и целовала, целовала и говорила — и Олег ощутил, как его мужское достоинство отозвалось на ее слова, поднялось и налилось силой, и в этот миг он скорее бы умер, чем отступил перед ее требованиями. Но Верея не сопротивлялась — она приняла его плоть в себя, крепко обняв возлюбленного и устремившись навстречу, тело ее содрогнулось.

— Почему, почему… — Она целовала его, внезапно откидывала голову, снова целовала, кусала ему губы, прижимала к себе и отталкивала — однако ногами лишь прочнее охватывая его чресла.

И вновь их поглотило горячее облако блаженства — но на этот раз, возвращаясь в грешный мир, Олег вдруг ощутил сильный толчок, от которого свалился на пол, а потом услышал:

— Уезжай отсюда немедля, ты понял?! Уезжай! Не смей позорить меня и рушить мою судьбу! Этой же осенью я стану княгиней Керженецкой, а ты — чтобы и близко не смел ко мне приближаться! Понял?

Верея вскочила, нашла свою одежду, торопливо оделась и выбежала из светелки с такой скоростью, что ведун едва за ней поспевал.

— По виду и впрямь справная юрта, — двинулись навстречу дружинники, когда боярыня выбежала на двор.

Но тут Верея заругалась с неподдельной злобой:

— Да за такие деньги я себе дворец на колесах отстрою! Жадина, крохобор, вымогатель! Чтобы ноги его близко от нашего двора не было! Слыхали все? И близко не подпускать! Меня, родовую боярыню, обобрать, как дуру безродную, задумал!

— Да я… — сбавив шаг, растерялся перед такой отповедью Олег.

— И чтобы глаза мои тебя больше не видели!!! — напоследок выкрикнула боярыня и выскочила со двора.

— Ты это… — оглянулся один из ратников, явно не понимая, как реагировать на бешенство хозяйки. — Ты не балуй!

Середин остановился посреди двора. Всё, что ему осталось, — так это развести руками, сплюнуть и пойти обратно в дом.

В трапезной тем временем заметно прибавилось народу. Пришедших в Рязань на торговых ладьях моряков, что подолгу питались холодной солониной и квашеной капустой, а теперь, устав от однообразной походной снеди, решили недорого подкрепиться в знакомом месте горячими разносолами, Олег уже знал. Во всяком случае, в лицо. Двое усталых мужиков, что с аппетитом хлебали деревянными ложками борщ, закусывая изрядными ломтями хлеба, могли быть местными крестьянами, доставившими на торг некий товар. А может, и на постоялый двор припасы подвезли. Их, верно, сам хозяин покормить соизволил. Вряд ли простой мужик станет тратить серебро на то, что у него на огороде бесплатно растет — даже если в дороге одну кашу дней пять запаривал и оголодал в стольном городе, а готовить здесь, понятное дело, негде. Пожевал бы, скорее, чего вроде репы, или капусты отрезал, дабы червячка заморить. А нормально перекусил уже после, в дороге.

Но вот шумная троица в свободных атласных рубахах с вышитыми воротниками, что заказала себе на стол целого кабанчика и дорогого греческого вина, — это, конечно, купцы. Причем удачливые, коли денег не жалеют. Эти наверняка на ночлег у Весяки решили устроиться. Выбор-то теперь в Рязани небольшой. Люди заезжие, про дурную славу здешнего двора не слышали. И ведь еще ловкости своей, пожалуй, радуются, что так дешево устроились. Купцам прислуживал незнакомый мальчишка — видать, свой. К делу с малолетства приучают. Со своей прислугой приехали еще четверо гостей, что обосновались на дальнем от купцов краю стола. Точнее, с одним холопом на всех: крепким, ладно сложенным, круглолицым пареньком лет двадцати. Холоп бегал на кухню и обратно, таская подносы, хлеб, миски, иногда на ходу прихлебывая что-то, оставленное хозяевами. Мальчишка как мальчишка, из нищеты продавшийся в рабство. Но вот хозяева…