Александр Прозоров - Кровь ворона

— Прощай, дружище!

Паренек услышал, выбежал на корму, дернулся на одну сторону, на другую. Застыл, затравленно крутя головой. А потом вдруг вскочил на борт, сиганул в воду и зашлепал руками, плывя за уносящимся парусником.

— Электрическая сила… — Олег отвернулся, поудобнее усаживаясь на скамье, но через минуту не выдержал, оглянулся.

Паренек продолжал молотить воду руками и ногами, продвигаясь медленно, но не отворачивая.

— Вот… Ква! Утонет ведь, дурачок… Проклятье-Проклятье! Опустите парус, мужики! Опускайте. Подождем, а то через всё море плыть будет…

Остановившуюся лодку купец догнал, заскреб ногтями по борту. Середин опустил руку, втащил его внутрь. Парень свалился на дно и, обтекая струйками воды, встал на колени:

— Прости… Прости меня, чародей… Не знаю, как… Попутало… Мыслил, эмиру пособлю, убийство раскрою. Ему слава, мне от него уважение, послабки в делах торговых, знакомцы новые… Я… Я глуп, чародей. Но я понял всё, чародей… Сними… Сними обруч свой. Что ни час, душить начинает, резать. Всё за водой бегать приходится, мокрой тряпицей обматываться. Я… Я десять невольников у дикарей выкуплю… Нет, сто! Я искуплю… Сними… — Он заплакал и обнял Олегу ноги. — Сними свой обруч. Мужики сказывают, боги на меня прогневались, ремень простой никакой сталью разрезать не дают. Дабы вкус предательства познал. Но я уже всё понял…

— Нет, мой милый, — покачал головой Олег. — Ты еще ничего не понял. За один день этого понять невозможно. Пока что ты всего лишь испугался. Коли сейчас с тебя кару снять, так испугом одним и отделаешься. Чтобы понять, какова она — петля постоянная на шее, — с ней много дней прожить надобно. Десять, двадцать. Чтобы испуг прошел — но петля осталась.

— Помилуй, чародей… Я… Я всё…

— Поживи пока с ней, — погладил купца по голове Олег. — Поживи, почувствуй. Ты ведь ростовский? Я как в Ростове окажусь, тогда и сниму.

— Когда, чародей?

— Не знаю точно, — пожал плечами Середин. — Коли не случится ничего, так зимой заеду.

— Не случится!!! — шмыгнув носом, вскочил молодой купец. — Я отвезу тебя туда, чародей! Ты ведь хотел в Ростов? — Он опять упал на колени. — Помилуй меня, чародей. Признаю, признаю вину свою… Кару принимаю… Но не оставляй в неизвестности меня, чародей. Дозволь… Сам отвезу…

Он опять заплакал.

— У тебя час, — скривился Олег. — Мы отойдем мористее и будем тебя ждать. Подплывешь, я пересяду к тебе, и поплывем в твой Ростов. Вместе.

— Благодарю тебя, чародей, — перевел дух купец. — Я… Я быстро…

Он решительно сиганул за борт и поплыл назад, на ладью.

— Отойдите подальше, к горизонту, ребята, — попросил ведун. — Чем дальше от города, тем спокойнее на душе.

— Похоже, вы знатный чиновник, уважаемый, — осторожно проговорил рыбак. — Даже иноземцы ищут вашей милости.

— Мы сами иногда не знаем, кто мы такие, — вздохнул Олег. — Пока богам не захочется как-нибудь пошутить.

Он развязал кошелек и одну за другой выложил три серебряные монеты. В том, что купец не обманет и не затеет ловушки, он не сомневался. Вряд ли ему захочется носить на шее удавку до конца своих дней.

Путь до Ростова Олег проделал в полном одиночестве — в полном одиночестве на кораблике, битком забитом людьми. Однако все они смотрели на ведуна с каким-то животным ужасом, обходили его за три шага и даже еду приносили не в руки, а ставили немного в стороне, чтобы сам забрал. Но Олег не огорчался и не обижался. Почти целые дни он проводил на носу судна, ожидая, когда же наконец появятся знакомые места.

На переход по морю ушли всего сутки, потом еще полтора десятка дней вдоль Волги тянулись степи, степи, степи — и лишь на двадцатый день пути по берегам ее проявились леса. Леса полупрозрачные, усыпанные желтой и красной листвой. Здесь вовсю хозяйничала поздняя осень. Еще пять дней — ладья повернула с Волги круто налево, пробираясь на веслах по довольно узкой реке, над которой почти смыкались кроны величественных деревьев, но через день выплыли на просторное озеро.

— Неро! — проговорил кто-то из моряков.

Еще пара часов — и впереди, на пологом берегу из-за деревьев выступили белокаменные, с островерхими башенками, стены Ростова. Моряки оживленно забегали, готовя веревки и выбрасывая за борт деревянные чурбаки, пополз вниз по мачте парус. На борту раздвинули щиты, сбросили на причал сходни.

Середин подобрал свои коврики, сумку, перешел с носа на корму и постучал в каюту хозяина:

— Идем. Ты должен показать мне святилище.

Оставив моряков разбираться с волхвами, что прибыли окуривать судно от злых духов, коих легко завезти из дальних стран, они вдвоем с пареньком дошагали до дубовой рощи, окружавшей древнее святилище, прошли за частокол.

— На колени, — тихо приказал ведун, остановившись перед идолом Сварога. — Смотри на него, создателя мира и прародителя народа русского. Все мы братья от семени его, все мы пред ним чада. Посему любить нам всем друг друга завещано, выручать, живота своего ради собрата не жалеть. Мир держать нам завещал прародитель наш с народами честными, трудолюбивыми и мирными. Меч завещал держать пред теми, кто кровью и трудом чужим кормится, истреблять их завещал до самого семени. Оттого и обязаны мы не токмо о кармане и покое своем помышлять, но и о благе земли русской, о благе братьев наших. И кто русского сородича предаст, того Сварог великий отринет от имени своего и оставит бедам, горю и слезам без сожаления…

Олег вынул нож, смочил его слюной, наговорил тайные слова, оттянул ремешок и легко рассек его возле самого узла.

— След на шее твоей пройдет, отрок. Но в душе останется. Прощай…

День еще не клонился к закату, и потому ведун спешил, сберегая каждый час. Войдя в ворота стольного города, он у первого же заводчика купил, не торгуясь, пару скакунов, упряжь. Кинул сумки через холку, коврики привязал к седлу, поднялся на коня, широким шагом доехал до западных ворот и с места сорвался в галоп, уносясь по Новгородскому тракту.

Путь до Новгорода занял у него пять дней, еще два — бросок до Пскова. Дальше, вдоль Балтики, он еще десять дней мчался по утоптанной дороге на Старгород, [11] Ныне город Ольденбург. с которой потом понадобилось повернуть на Зверин [12] Ныне город Шверин. и скакать еще полный день.

К концу пути он был уже не в том состоянии, чтобы оценивать могучие стены стольного города или любоваться красотами Звериного озера. На торгу Олег продал почти загнанных многодневной скачкой коней вместе с упряжью. На негнущихся ногах, удерживая себя только силой воли, доковылял до причалов, нашел ладью, что собирала паломников для пути на Руян, отдал дирхем, спустился в трюм, где для уставших и больных людей стояли топчаны, постелил на один из них свою кошму, молельный коврик сунул под голову и не то что заснул — просто потерял сознание от усталости.