Дмитрий Могилевцев - Люди Истины

Хусейн Каини показал Хасану крепость: обширные залы, высеченные в скальной толще, зернохранилища, сад и огороды на дальнем краю утеса, подходы к которому защищала еще и река. А главное, удивительную систему сбора дождевой воды, каналы, опоясавшие весь утес, и большой пруд с холодной чистой водой – глубиной, по уверениям Хусейна, почти до подошвы утеса. Нет, крепость эту не взяла бы ни измором, ни штурмом никакая армия, пока оставалось на стенах хотя бы с полдюжины знающих свое дело, разумных защитников. Но совершенен в этом мире только Тот, Кто этот мир и создал.

Прожил в крепости Хасан два дня. Махди он больше так и не увидел, – но куда бы Хасан ни отправился, осматривая крепость, поблизости непременно оказывался занятый чем-то срочным слуга. А на третий день поутру, – как раз после того, как Хусейн принес весть о поимке гонца, которого Махди оправил визиру Низаму, – на стене внутренней крепостцы появился сам большой нахиб и объявил собравшимся воякам и гарнизонному народцу, что в Гарнеруде большая беда. Набег из-за перевала, много врагов, надо народ спасать. Из крепости войско должно идти. Сейчас сотник со своими отберет, кому идти надо, и пойдут, кому надо. А кому не надо, значит, останутся.

Сотник с подручными быстро и деловито выгнали всех, кроме постовых, на площадь перед воротами внутренней крепостцы, построили и разделили на две неравные части. Большую часть нахиб кратко напутствовал на бой за правое дело и отправил. Меньшую, однако, не распустил, а оставил стоять на площади. Когда ворота за отправленными захлопнулись, большой нахиб вновь появился на стене.

– Воины! – воззвал он, прокашлявшись. – Среди нас есть бунтовщики и мятежники, страшные мулахиды. Они и ваших товарищей в ересь совратили, нечестивцы! Отомстите! Хватайте еретиков!

Стоявшие переглянулись. Кто-то явственно хихикнул. Нахиб смотрел сверху, багровея.

– А кто мулахиды-то? – спросили из строя.

– Нечестивцы, проникшие в крепость под видом учителей! – нашелся нахиб.

– Это кто же?

– Это… это вон кто! Хватайте дерзкого! Он посмел еще явиться сюда сам! – заорал нахиб, показывая дрожащим пальцем на Хасана, седобородого, высокого, входящего неторопливо во двор.

Многие в строю, сняв шлемы и шапки, поклонились, когда Хасан приблизился.

– Салям тебе, Махди, сын Али, – произнес он негромко, но его слова, будто удар в гонг, разнеслись над всем огромным утесом, и услышали их все, даже караульщики, смотревшие, дрожа, на войско и оторопелого Махди.

– Хватайте, хватайте его! – завизжал тот, багровея. – Хватайте его, вы, трусы, неумехи!

– Не оскорбляй своих людей, сын Али, – попросил Хасан. – Они честно служили тебе, пока могли. Но теперь они увидели Истину – и то, как ты решил предать ее.

– Старый осел, ты думаешь, что обхитрил меня? Э-эй!! – Махди аж затрясся от натуги. – Откройте ворота-а-а!! Сейчас же откройте!!

– Как ты думаешь, кто войдет в них? – осведомился Хасан, но Махди, не слушая его, продолжал безостановочно визжать.

Наконец замолк, утомившись, и увидел, что ворота никто не спешит открывать.

– Послушай меня, Махди, – попросил Хасан. – Перед тобой есть выбор. Простой выбор. Кровь и смерть либо достаток и спокойное счастье. Если ты выберешь первое, то не доживешь до завтрашнего утра – как и все, кто решит защищать тебя. Если выберешь второе – отправишься восвояси с деньгами, которых хватит на усадьбу и гарем в любом владении Великого султана. Когда-то ты заботился о тех, кого я сейчас зову братьями. Давал им хлеб. Потому я даю тебе выбор. Подумай над ним.

Махди, отдышавшись, снова открыл рот, – но тут его дернул за рукав сотник, вовремя забравшийся на стену. Дернул за рукав, повернув к себе, и принялся шептать на ухо. Махди слушал, то багровея, то бледнея. Наконец сотник выпустил его, ухмыляясь в бороду.

– Учитель э-э… Даххуда, – выговорил Махди, заикаясь. – Если я тебя понял правильно, ты хочешь купить у меня крепость.

– Да, хочу, – подтвердил Хасан. – За три тысячи золотых динаров.

В лице Махди мелькнула изумленная радость.

– Три тысячи? – повторил он недоверчиво. – Ты мне дашь такие деньги за то, что мог бы отнять силой?

– За то, чтобы взять без крови, – сказал Хасан.

– Э-эй, слушайте все, Даххуда пообещал мне дать три тысячи золотых динаров, – вдруг завопил Махди. И тут же, мгновенно успокоившись, спросил хитро: – А поклянешься, а? Вот тут, перед всеми, поклянешься, что я получу эти деньги?

– Клянусь Истиной.

– А не обманешь? Кто ее знает, Истину твою.

– Я никогда не нарушал моих обещаний и не стану клятвопреступником из-за такого, как ты, – сказал Хасан тихо. – Ты и твои люди можете выходить к нам, – вам никто не причинит здесь вреда.

Сотник снова потянул Махди за рукав и зашептал на ухо. Долго шептал. Наконец оба спустились со стены. Заскрипели узкие, тяжелые ворота крепостцы, и оттуда гуськом выбрались ее несостоявшиеся защитники – дюжины три с самим Махди во главе. Приблизившись к Хасану, тот спросил угодливо: «Я сделал, как договаривались, господин Даххуда. Где деньги?»

– Вот, – ответил Хасан, протягивая ему лист бумаги.

Тот схватил жадно, развернул. Прочел: «Раис Музаффар, да хранит его Аллах, заплатит сумму в три тысячи золотых динаров, цену крепости Алух-Амут, Алиду Махди, – мир да пребудет с Избранным Пророком и его семьей». А рядом с подписью Даххуды, читавшейся почему-то «Хасан ас-Саббах», вместо подписей положенных трех свидетелей стояло: «Достаточно нам Аллаха. Он – прекрасный доверенный».

– Но что это? – возопил Махди, тряся бумажкой. – Куда мне с этим?

– В Рей, к раису Музаффару.

– Но ведь раис Музаффар такой важный человек! Заместитель самого эмира Амирдара Хабаши ибн Алтунтака! Как же я с бумажкой от какого-то… от какого-то…

– Не оскорбляй нашего господина своим глупым недоверием! – вмешался нетерпеливо Хусейн Каини. – Раз тебе обещано – иди за деньгами! Пошел!

Побагровевший от злобы и унижения Махди заковылял к воротам, поминутно опасливо оглядываясь. С ним ушел с десяток его родственников и двое слуг, ненавидимых всем гарнизоном.

Когда ворота захлопнулись за их спинами, Хасан прошел в крепостцу и поднялся на ее башню – высшую точку всей крепости. И, посмотрев на горы и долину, на крошечный мир далеко под ногами, сказал: «Наконец я нашел свой земной дом».

А Махди отважился-таки отправиться за деньгами. Не сразу, потому что боялся нового унижения перед знатными, перед двором эмира. Но в Дейлеме оставаться ему было нельзя. Кийа, узнав о том, как Махди хотел продать Хасана визирю, пришел в ярость. И пообещал, что хотя сайидна велел не проливать кровь предателя и глупца, проучить его сумеют и без пролития крови. Махди бежал в Казвин. Попытался заняться торговлей, но быстро разорился и тогда отправился в Рей. Ему указали дом раиса. Дейлемиты у ворот, узнав Махди, засмеялись, – слухи про продажу крепости разлетелись быстро. И он, сгорбившись от унижения, ожидаемого, но оттого не менее горького, побрел к дому на вершине холма, к прогретой солнцем террасе, к мохнатым, прищуристым, вальяжным зверям, похожим на каменных чудовищ страны Миср. Музаффар принял Махди в зале, держа на руках одного из котов, апельсиново-рыжего, похожего на клок пламени, прирученный умелыми маленькими руками раиса. Он уважительно, без тени насмешки или презрения приветствовал пришедшего. Усадил, предложил чаю. Принял робко протянутую расписку Хасана. И, поднеся ее к губам, поцеловал.