Андрей Ерпылев - Мавзолей для братка

И криминальные коты, оказывается, могут падать в обморок…

Сергей безразлично перебирал листки папируса в стопке, подсунутой ему расторопным пареньком, замеченным и выдвинутым на повышение из простых подносчиков раствора. Нарядов на щебенку, цемент, циновки, веревки и прочие материалы накопилось за неделю уйма. И все надо рассмотреть, скорректировать, примерно половину отбросить… Рутина-а-а… Желания заниматься всем этим не было абсолютно. Тоска зеленая… Будто вынули важный стержень из его организма и костяк рассыпается на глазах…

– Это все? – вяло спросил он, подравнивая стопку нарядов. – Больше ничего?

«Как, бишь, зовут этого парня? Имхотеп? Аменхотеп?.. Черт! Ничего не разберешь за этими глиняными масками! Японский театр какой-то… Кабуки… Нет, вроде бы все-таки Имхотеп…»

– Ничего, господин. – Парнишка склонился в низком поклоне. – Только господин главный надзиратель просил вас зайти к нему.

– Такетх, что ли?

– Почему Такетх? – опешил Имхотеп-Аменхотеп. – Ах, да! Вы же ничего не знаете! От его светлости наместника пришла бумага, согласно которой Такетх понижается в должности, а на его место возводится харон…

Сначала Дорофеев думал, что ослышался, но понемногу до него дошло.

– Афанасий? Эта бездарь?!..

– Ты меня вызывал?

Харона было не узнать: вальяжный, в роскошном шелковом одеянии безвкусно кричащей расцветки, пальцы унизаны драгоценными перстнями.

– А-а! Сергий! – Бывший харон жестом отпустил двух танцовщиц, только что услаждавших его взор медленным эротичным танцем. – Решил все-таки выйти из запоя ради разнообразия?

– Как я посмотрю, разнообразие, напротив, у тебя. – Сергей проводил заинтересованным взглядом двух девушек, обремененных самым минимумом одежды – браслетами на запястьях и щиколотках да широкими ожерельями – и различных не только по масти, но и по цвету кожи. – Откуда такая роскошь, Афоня?

– Разве это роскошь? – Ленивый взмах рукой, демонстрирующий широкий золотой браслет на запястье руки. – Так, побрякушки…

– Тырим казенное добро помаленьку, а, дьяк?

– Почему помаленьку? С размахом. Вот этот перстенек, к примеру, – харон с трудом стащил с узловатого пальца широкую «гайку» с голубеньким камушком, размером с воробьиное яйцо, – явно не грошовую стекляшку – и швырнул под ноги Дорофееву, – обошелся в месячный мясной рацион месильщиков… Ничего! Посидят месячишко без мяса, на рыбе, бобах и сухарях, здоровее будут! Бери, Сергий, дарю…

Сергей брезгливо покосился на побрякушку и пнул ее носком сандалии, заставив с мелодичным звоном отлететь в дальний угол.

– Она мне и на мизинец не налезет. – Он продемонстрировал выбившемуся «из грязи в князи» подлецу могучий кулак. – Оставь себе.

– Как знаешь…

– Такетх, помнится, был поскромнее.

– Такетх скряга и скобарь, – осклабился Афанасий, разглаживая бороденку, некогда торчавшую мочалкой, а теперь надушенную и завитую в кольца. – Быдло, выбившееся в люди, но так и не научившееся пользоваться своим положением…

– Ты, что ли, особа голубых кровей?

– Как знать, как знать… Маменька рассказывала, как через деревеньку, где я родился, проезжал боярин Скопин-Шуйский да на целую неделю в нашей избе останавливался. А я аккурат через девять месяцев народился. Может быть, и во мне толика боярской крови? А то прямо ворожит кто-то – прет и прет удача…

– Так я и знал, что ты ублюдок, – с отвращением плюнул на дорогой ковер Дорофеев. – Ради красного словца не пожалеешь и отца. Тварь перекрашенная.

Внутри него все кипело. Непонятно почему, но теперь он, и раньше с трудом терпевший лисью повадку дьяка, как говорится без мыла лезшего… понятно куда, просто ненавидел его тощую мордочку, бесцветные волосенки, гляделки, больше похожие на фаянсовые осколки. Сжав кулаки, он шагнул вперед, но новый главный надзиратель суетливо подобрался и щелкнул в воздухе пальцами.

Откуда ни возьмись, за плечами Сергея выросли двое мордоворотов, которых он раньше не встречал ни на стройке, ни в городе, и с грацией «омоновцев» заломили руки назад.

«Ах, вы так?.. – даже обрадовался возможности размять мышцы Дорофеев, любивший и умевший подраться. – Это мне уже нравится!..»

Громилы так и не успели ничего понять, кубарем прокатившись по полу. Один с размаху влепился в стену и затих в неудобной позе, а второй гигантским шаром для кегельбана смел испуганно пискнувшего харона вместе с креслом.

– Брэк?..

Увы, радость оказалась преждевременной.

На смену двум выведенным из строя «гориллам» из соседних помещений выскочило шестеро молодцов, и веселье понеслось по полной программе. Пару минут в комнате раздавалось лишь утробное хэканье, боксерские выдохи да матерщина. Хароновские телохранители разлетались, словно кегли, от ударов руками, ногами, локтями и даже головой, но так же легко вскакивали на ноги и снова кидались в драку. Был момент, когда на полу оказались сразу четверо аборигенов, незнакомых с выдающимися достижениями мордобоя будущих эпох, но развить успех Серому не дали.

Откуда-то из-за потных спин амбалов вылетело нечто небольшое, но увесистое и врезалось в висок бойца-одиночки.

Дорофеев «поплыл», чем не преминули воспользоваться нападающие бойцы. Некоторое время они месили упавшего ногами и кулаками, пока их не растолкал в стороны Афанасий – в порванном до пупка балахоне, шмыгающий расквашенным носом.

– Обалдели, костоломы?! А ну – прекратите сейчас же!

Окровавленный изобретатель, казалось, не дышал…

– Ну, если убили!.. Запорю, охламоны!!. На галерах сгною!!!

– Очнулся, чертяка? Ну, ты, брат, крепок! Я бы так не смог – давно бы Богу душу отдал…

Немного гнусавый голосок харона журчал и журчал над лежащим со связанными руками и ногами Сергеем, а тот думал, что именно сделает с ним первым делом, когда обретет свободу: сразу свернет шею или оторвет вначале что-нибудь, чтобы помучился. Одновременно хотелось и того и другого, поэтому поверженный боец чувствовал себя Буридановым ослом. Нет, не Буридановым – ослом обычным, так как потащился к Афоньке, не запасшись предварительно даже дубинкой…

– Дурак ты дурак, – продолжал гнуть свое новый надзиратель. – Зачем парнишек мне покалечил? Где я теперь таких найду? С переломанными руками-ногами какие из них охранники? Я же с благой целью тебя пригласил, помочь хотел, а ты с порога обзываться начал, ерунду всякую плести, драться полез…

Дорофеев наконец открыл глаза, вернее, глаз, поскольку второй так заплыл, что его обладатель вообще сомневался в наличии этого ценного оптического инструмента. И нельзя сказать, что вид склонившегося над ним Афанасия, все еще шмыгающего носом, распухшим, красным, как свекла, и свернутым на сторону, его не порадовал: ссадины на лбу и щеке, траурные круги вокруг обоих глаз, превратившихся в щелки, – отличный результат одного-единственного броска телохранителем-недотепой.