Клещенко Елена - Наследники Фауста

Как на карнавале, мир вывернулся наизнанку, разумное стало глупым, отвратительное прекрасным и постыдное похвальным. Я не чувствовала ни обиды, ни гнева, ни раскаяния. Теперь я все понимала. Не сознавая того, я любила его всегда, с первой минуты, как увидела. Теперь попробовал бы кто-нибудь попрекнуть меня развратным поведением - о, я нашла бы слова для ответа! Будь он даже поумнее двух давешних солдат, вместе взятых. Стар для меня? Ну, уж только не для меня! Нехорош собой? Глаза протрите! Безбожник? Недоумки.

Кольцо было теплым. Теплее пальца, горячее пылающей щеки.

«Хотела бы я знать, какой моей глупости недостает в перечне…» Как я могла забыть, кто я и что я? Радостно ринуться вперед по пути, предложенному - трудно ли догадаться, кем? Вспомни, дура, о своей матери, не так ли случилось и с ней?… Вспомни, как преобразился мир, когда ты сама заглянула в чертово зеркало: ничего не напоминает из недавнего?

– Тетушка Тереза! - позвала я. - Выходите, они ушли.

Ведь едва не забыла про бедную женщину. Я не успела отдернуть руку, которую она поцеловала. Сознаться ли? Больше всего мне хотелось снова заслышать шаги стражников. Но я знала, что они не вернутся. Никогда-то нет на них надежды доброму горожанину. Там, где они всего нужнее, их и нету.

Благополучно мы выбрались из сарая. Господин Вагнер молча указал нам на ограду. Тереза, непристойно задрав юбку, перемахнула через препятствие с ловкостью, какая дается лишь навыком. Мне еще раз повезло, рядом оказался пустой бочонок, на него я сумела влезть, а на той стороне меня принял господин Вагнер: подхватив сзади под локти, бережно поставил на землю. Словно драгоценную венецианскую вазу. Или, куда ни шло, сосуд с разогретой кислотой.

Янка пряталась в моей каморке и выбежала, только услышав тихий голос Терезы. Они долго плакали, обнявшись. Я, у которой никогда не было матери, отворачивалась от свечей, скрывая слезы. В доме нашлись холодное мясо, бочонок пива и яйца, и все это было весьма кстати. Пока пиво цедилось в кувшин, я поняла, что умираю от жажды, но понимала и то, что если выпью хоть полкружки, усну прямо за столом, - винопития в Виттенберге не одобряли, зато пиво было отменное. Для себя и для Янки я захватила второй кувшин, с колодезной водой.

Наш спаситель сразу схватил кружку и с преувеличенной радостью протянул ее к кувшину. Я налила - медленно, стараясь не взбивать пену, как наставляла тетушка Лизбет. Потом глядела, как он пьет, и пыталась убить в себе нежность, запрещала даже думать… А что проку? Мы живем в одном доме, я готовлю ему еду и стелю постель, мы всякий день вместе, и я влюблена в него. Что может случиться с нами, кроме того, чего не избегнуть? Крепки твои сети, Дядюшка.

– Спасибо, - сказал он, поставив кружку. - Боже небесный, все-таки удалось! Нет, конечно, всегда находятся скептики, не верящие в чудеса, особенно среди властей предержащих… Ох и тяжелы труды князей, не поменялся бы ни с одним из них. С одной стороны, грешно сомневаться в праведности праведника и силе святого слова, а с другой стороны, если Божьим попущением ведьма выйдет живой - вот и случай разделаться с праведником… Ну уж теперь-то слава Нового Иоанна спасена и преумножена, жаль только, благодарности от него мы не дождемся.

– Позвольте мне поблагодарить вас вместо него, - я долила ему пива. - Вы так ловко это придумали…

– Это не я. - Он снова отхлебнул, на сей раз медленнее. - Это было во Франции, много лет назад. Я прочел в одной старой хронике… Был проповедник - не упомню имени, но, во всяком случае, не менее святой человек, чем Георгий Мартин, если допустимо так говорить о католике. Кажется, его звали святым Винцентом. Проповедовал он в самом Париже, и горожане, рискуя головами, лезли на черепичные кровли, чтобы хоть издали увидать его. И вот привели к нему двоих грешников. Он велел посадить их под дубовую кафедру, с которой проповедовал, и вещал над ними Слово Божие с утра до полудня. Когда же тех несчастных решили выпустить, под кафедрой нашли только обугленные кости. Прочел я и задумался над тремя вопросами: существует ли глупейшее место для заключения, нежели кафедра; и каким путем можно испепелить плоть, не тронув дерева; и в чем была подлинная причина всех этих событий - греховен ли был сам проповедник, или невиновны грешники? - Мы весело переглянулись. Янка и тетушка Тереза слушали, не прикасаясь к ужину, и я со всей хозяйской строгостью приказала им есть. - Я забыл об этом на многие годы, мало ли забавных пустяков можно вычитать в хрониках, а вот сегодня, на счастье, вспомнил.

– Но откуда у вас ключ от подвала?

– Его сделал ваш отец, - с некоторым смущением сказал господин профессор. - Горожане по сей день верят, что в доме Фауста не переводилось вино и еда, так как бесы были его поставщиками; Лютер же сказал, что у черта есть ключи от всех замков, а Священное Писание говорит, что дьявол - первый тать. Все верно, только вот черта мы не беспокоили по таким пустякам. Грешен, но покажите мне школяра, который ни разу в голодный час не преступал восьмой заповеди, если мог?! Ваш батюшка, сверх прочих своих талантов, был недурным слесарем. Эту штучку он сделал сам, и она открывает почти все замки, если они не слишком малы. С ней-то я и лазил за колбасами и вином, нечасто, всего раза четыре или, может быть, пять, обычно-то мы бывали при деньгах… Ну, и сам однажды позаимствовал у хозяина немного селитры… Вот и все.

Мгновение я смотрела на него, потом рассмеялась, восхищенная сим признанием. Господом клянусь, не поверила бы в существование такого человека, если бы он не сидел рядом со мной! Магистр философии, доктор двух наук, профессор знаменитейшего университета, наставник юношества, ворующий селитру в подвале трактира! Да притом порочные наклонности сочетаются с изумительным педантизмом - ведь он в точности помнил, где у него этот ключ, как помнит и весь прочий свой хлам, в чем я успела уже убедиться… Не сомневаюсь в том, что здравомыслящей особе это признание внушило бы совсем другие чувства. Но я больше не была здравомыслящей, когда шла речь о нем. А он тут же начал оправдываться:

– Но это было давно! И мне нужно-то было всего чуть-чуть, грех из-за такой малости идти к купцам. Можно было бы, конечно, сделать ее самому, но это, во-первых, отнимает много времени, а во-вторых, путь получения несколько… связан с неудобствами. Ну а если эта свинья-хозяин подмешивает в рубленое мясо препарат, который приготовляют…

– Не рассказывайте! - возмутилась я. Мне было известно, как приготовляют селитру, а также и то, что при хлебе и мясе добрые люди не рассуждают о подобных предметах.

– А вы знаете, Мария, почему филолог никогда не сядет обедать с медиком? - вкрадчиво спросил он.