Клещенко Елена - Наследники Фауста

– Мои способности и свойства мы можем обсудить позже. А пока, если не возражаешь, рассмотрим юридический казус. Двое взяли по мере золота и отдали ювелиру. Тот сделал чашу. Прошло время, и к наследнику, получившему эту чашу, пришел заимодавец одного из тех двоих. Может ли он забрать всю чашу, если наследник не пожелает ее отдать?

– Почему бы и нет, если наследник обязан платить?

– Наследник обязан заплатить долг, и не более того. Припомни римское право: «Один получает вещь, другой же - стоимость ее».

Нечистый презрительно фыркнул.

– А что ты скажешь, если долг многократно превышает стоимость чаши? Даже того прелестного творения, о котором мы говорим?

– Первое: пусть заимодавец докажет свои права. Зная его, я никому не посоветую положиться на его честное слово. ведь может быть и так, что никто не должен ему и одного гульдена, - ядовито заметил я. Ауэрхан завозился у меня за пазухой, вместо хвоста показалась голова. Извольте тут разговаривать о жизни и смерти! Зря я не отдал его слуге. - Второе: вся стоимость чаши, половина ее или меньше половины - наследники должника вольны выбирать сами, как им платить. Закон не принудит их отдать чашу, если они уплатят иначе, - и как бы чаша ни приглянулась заимодавцу, ему придется уступить.

– За доказательствами дела не станет, если тебе их все еще мало; дай срок, будешь доволен, - посулил Дядюшка. - А что до хвастливого обещания уплатить иначе - как ты намереваешься платить, школяр?! Бросим метафоры - во что ты оцениваешь сокровище, подобное дочери Фауста? Ты хочешь заменить ее душу своей, ага. А нужна ли мне твоя, с позволения сказать, душа, - ты об этом подумал?!

– Уж ты не стал ли из монаха купцом за те годы, что мы не видались? - любезно спросил я. Он слышал мои мысли, но я был готов к этому. Если все рассчитано верно, мне незачем его обманывать или что-то скрывать, если же я ошибся, мне не поможет ничто. - Купец бы из тебя вышел куда лучший, чем монах или дворянин, при твоей-то скаредности, проницательности и скверных манерах. Я отвечу тебе. Я оцениваю то сокровище примерно в две таких души, как моя. Тебе причитается половина или меньше того - ну и получи ее.

– Однако ты наглец… - зловеще протянул Дядюшка. - Думаешь, я глупее тебя?

– От всего сердца надеюсь, что нет, - отвечал я со всей моей вежливостью. - С глупым вельможей и с глупым бесом я ни за что не хотел бы иметь дела, ибо нет ничего опаснее в мире, чем глупость, наделенная силой и властью.

– Есть нечто поопаснее, и это храбрость небитого. Для храбреца, я разумею. Почему ты дерзишь мне? Захотел узнать в точности, как погиб твой учитель?

– Я думал, тот казус научил тебя сдержанности, - произнес я как мог спокойнее. - Если хочешь остаться ни с чем, можешь прямо сейчас испробовать на мне свои когти. Но если ты и вправду слишком умен для этого, я могу предложить тебе нечто другое. Поговорим как деловые люди, без показных обид. Душа Марии не принадлежит тебе и никогда не принадлежала. У тебя была возможность заполучить ее, и этой возможности ты лишился по моей вине. Кажется, торговцы называют это «упущенной выгодой». Так вот, я готов по доброй воле заплатить неустойку, штраф - называй как знаешь, но по всем законам свободной торговли я не обязан платить сумму, равную твоей гадательной выгоде. Согласись, что даже не будь меня, твои усилия могли пойти прахом. Тебе чрезвычайно повезло, что я решил избавить жену от твоих домогательств - теперь ты получишь хоть мало, зато наверняка.

– Решил избавить и для этого оставил ее одну, в ожидании ребенка? - ехидно вопросил нечистый, склонив голову набок. - Все-ж-таки ты кое-чему научился у куманька - тот тоже удрал ко мне от беременной подружки! Не такой ты простак, каким кажешься!

– Тем лучше для тебя. Решайся, называй цену, а я скажу, приемлема ли она.

– Гляжу, ты и вправду надеешься, что я стану с тобой торговаться? - прошипел он. - Даже отказав себе в удовольствии размазать твои кишки по этой стене, до торговли с червем я не унижусь! Скорей я вернусь к милой Марии. Колечко у тебя, но договор у меня, и я лучше проиграю ту игру - а вернее всего, выиграю. Она одна, ее блестящий ум перестает быть таковым, от тоски и от крови одного дурака, которую она носит в себе…

– Гляжу, ты и вправду надеешься, что я тебе это позволю, - простодушно сказал я и, сняв кольцо, принялся катать его по ладони. - Ты так уверен в своих силах… Занятный предмет, весьма занятный. Ты дал его тому, кто подписал с тобой договор, а затем той, кто не училась магии. С его помощью они могли позвать тебя, и только, а это, по правде сказать, было осуществлением твоей власти над ними. А теперь тебе не повезло. Я не писал никаких обязательств; доминус Иоганн запрещал мне заниматься магией, но я, как ты любезно заметил, всегда лезу не в свои дела… Колечко недурно, смею сказать; высокая цена, искусная работа… Это ведь серебро? Оно растворяется в царской водке? Или, может быть, лучше будет сперва удалить этот кусочек минерала? Крепким уксусом, или как-то иначе? Нет, жаль портить чужую работу, жаль ее портить. Надень колечко на прутик омелы, свяжи концы вороным волосом…

– Сукин ты сын! - он-таки не выдержал. - Да ты знаешь, что станет с тобой?! Как ни изворачивайся, оно же останется твоим!

– Веселого мало, но ради приятной компании пойду и на это, - ответил я. - Пусть я буду видеть тебя чаще, чем это полезно для пищеварения, но и твои мечты не сбудутся.

Нечистый молчал, наморщив лоб и не глядя на меня. Он слышал мои мысли, но едва ли мог заглянуть глубоко в мой разум и узнать, многое ли мне ведомо сверх того, о чем я сейчас сказал и о чем думал в тот миг: мог видеть страницу, на которой раскрыта книга, но не умел ее листать. По правде, я выложил перед ним три из четырех своих козырей - в магии предметов мне не удалось далеко продвинуться, эти книги полны символов и аллегорий, надежно упрятавших суть вопроса, дабы профан, даже прочтя все слова до единого, не мог понять, о чем говорится. Не мог он знать и того, что именно я сделаю в конце концов: он видел мою любовь к Марии и мою ненависть к нему, желание остаться в живых и желание отомстить воплощению зла, но не мог бы сказать, какая из этих страстей возобладает. Бесам, к нашему счастью, не дано провидеть человеческие поступки. Воистину, я не собирался умирать ни мучительной смертью, ни легкой; я хотел вернуться к жене и в положенное время взять на руки своего ребенка. Но я уповал на то, что и ему не захочется сторожить мои мертвые кости на протяжении ста шестидесяти девяти лет. Я постарался не думать больше о магии, дабы ненароком не обнаружить своего невежества, а стал вспоминать, как вот эта тварь говорила с доминусом Иоганном в последние годы: обнаглевший слуга перед беспомощным хозяином.