Олег Никитин - Корабельщик

– Так, проехали деревушку Нифай. Население от ста до пятисот человек.

– Как будто мы и так не знали, – фыркнул Савва. Действительно, на двух жердях возле перрона крепился лист фанеры с выведенным на нем названием поселка. – Ты лучше скажи, сколько нам еще до Навии трястись. Всю задницу на этих колдобинах отшиб…

– Судя по моим приближенным расчетам, около четырехсот верст.

– Что ты городишь? – обиделся Пимен. – Четыреста было вчера.

– Вчера было больше, а сегодня около!

Максим не слушал препирательств попутчиков. Он сидел сзади, невзирая на нещадную тряску и копоть, что лезла в щели кузова. Ему неожиданно вспомнилась повестка из Метрического Приказа, а вслед за тем одолели мрачные думы по поводу преследований, которые может учинить благочинный. Например, составить по своей линии доклад в Навию, поведать о преступнике Рустикове, который обманом затесался в студенты и вполне может оказаться дольменским шпионом. Недаром же он так легко овладел основами вражеского наречия, известного своей заковыристостью.

И жестокий налет бипланов на Лихай, и ночная сцена прощания с Еванфией все никак не шли у него из головы – эти печальные и жутковатые образы, путаясь между собой, творили хаос в мыслях. Лишь тихие, безлюдные пустоши за окном мобиля, покрытые ковылем, что словно морская волна мягко колыхался под ветром, немного отвлекали Максима.

– …И вот однажды осенью решил я стибрить пару яблок на рынке, – рассказывал между тем Савва. Как ни старался он расцвечивать речь эмоциями и всякими таинственными паузами, парни в большинстве клевали носом. В кузове было достаточно темно, чтобы Савва мог смело полагать, будто ему внимают раскрыв рот. Впрочем, Наркисс действительно кивал и поддакивал, вставляя короткие поощрительные реплики. Непонятно только было, действительно ли его интересуют истории Саввы, или же он просто заручается благодаря своему вниманию поддержкой этого ушлого парня. – Ну, может быть и больше, если повезет. Иду, выбираю торгаша порассеянней, будто приценяюсь. Никак не выходит у меня прихватить товар – то гвардеец рядом пройдет, то сам продавец таращится, будто других покупателей нет. И тут шум поднялся страшный, гам и стрельба!

– Ну?…

– Аккурат в пяти саженях от меня такого же парнишку подловили! Гвардеец за руку поймал, когда он грушу в карман совал, да руку-то и вывернул ему за спину. Все орут как сумасшедшие – и торгаш, и парень, и солдат. Ругаются! Мой-то яблочник тоже на эту сцену уставился, да вы и сами, поди, такое не раз видали в разных публичных местах. Тут же двое прохожих гвардейцу взялись помогать, схватили парня за руки и в стороны потянули, он вырывается, да все без толку…

– И что? – “проснулся” Шалва. Оказывается, он и не думал дремать, но спросил скучливо, только чтобы отметиться в разговоре.

– Освободили, чего ж еще?

– Да нет, ты не понял, – насмешливо продолжал Шалва. – Ясно, что пристрелили. В чем соль твоей басни-то?

– Ага! Соль-то вот в чем: пока его распинали да убивали, я не два яблока упер, а целых пять! И благополучно утек в толпу, пока “мой” торгаш не очухался. Он-то аж трясся от радости, когда гвардеец приговор читал: “Именем Его Величества, исполняя волю предков…” и прочее, слюну пускал от умиления. Так-то…

Какое-то время было тихо, а потом Пимен сказал:

– Слышь, Акакий, почитал бы ты свое рекомендательно письмо, что ли? А то ведь уснем сейчас…

– Я передумал, – вяло отозвался будущий ученик. – Не веришь, и не надо.

Максим заклеил конверт, быстро вывел на нем: “Еванфии Питиримовой из Ориена, улица Моховая, дом 3а, Северная волость, Королевство Селавик”, дописал внизу свой столичный адрес и вышел из скриптория. Письмо он сунул во внутренний карман плаща. Сегодня по пути к Вассе надобно будет завернуть и в почтамт, если он все же решится отправить такую сумбурную и холодную писанину. Ладно, сойдет для первого раза – может, она давно вышла замуж и читать откровения Максима, чувствуя на себе недоуменный взгляд супруга, будет ей неприятно?

И почему ветер со снегом обязательно дует в лицо? Впрочем, местная погода, несмотря на январь, казалась Максиму едва ли не теплой, вот он и носил поверх рубахи один лишь плащ на меховой подкладке – темно-синий, с простым воротником. Сапоги, так же как и плащ, ему достались не новые, кем-то ношеные, однако высокие, недавно подлатанные и потому вполне крепкие. А вот с портками и шапкой повезло, каптенармус на глазах Максима, ворча “Самое лучшее отдаю…”, оборвал с них фабричные бирки.

По случаю субботнего вечера в университетском городке было довольно пустынно: все навийцы отбыли по домам, и прочие студенты тоже отправились в город, но не к семьям, а в увеселительные заведения. Несмотря на военное положение, светская жизнь в столице не прекращалась ни на день: горожане, не призванные на фронт, посещали парки, театры, цирк, кабаки, да и просто салоны модных матрон. К одной из таких уважаемых женщин, чей муж сейчас воевал с дольменцами, хаживал и Максим. Поначалу госпожа Васса еще присылала ему с Акакием специальные розовые листочки, скрепленные ее личной печатью, но потом наказала являться попросту, без всяких приглашений.

Максим вошел в закопченное трехэтажное здание и чуть не столкнулся с соседом по этажу, первокурсником Лукианом. Несмотря на юный возраст, тот ухитрился отрастить усы и животик – последний наверное потому, что частенько заканчивал день в старинном кабачке с архаичным названием “Студиозус”, в шумной компании соратников и огромной кружки пива.

– Макси! – обрадовался толстяк. – Пошли со мной. Чего тут сидеть, этот проклятый торф переводить? Скука, все давно уже в городе. Я бы тоже там давно был, да проклятый коллоквиум в понедельник. Едва заставил себя с учебником посидеть.

– Я приглашен к Вассе, – сказал Максим.

– Опять пойдешь к этой старушке! И не надоело тебе? – По виду Лукиана нипочем было не определить, сожалеет ли он о том, что не принят в светском обществе. Наверное, простые радости в виде задымленной и горячей атмосферы “Студиозуса”, грубых шуток портовых рабочих и потных девок, разносящих напитки и кушанья, были ему намного ближе. – А, знаю! – лукаво прищурился Лукиан. – Ты из-за Варвары туда ходишь, признайся.

– Ну… – пожал плечами Максим. – Нет, наверное. Не знаю.

– Ладно, девка что надо, хоть и задирает свой проклятый нос. Я их в декабре с Акакием на выставке видел, под ручку шагали. Удачи, Макси! – Он хлопнул соученика по плечу, сметя с него снег, перемешанный с талой водой, и бодро выскочил за дверь. В пустынный и полутемный холл общежития влетел вихрь снежинок, на мгновение поглотив тусклый газовый рожок, висящий у входа.