Андрей Муравьев - Гроза тиранов

Полковники, приехавшие в резиденцию вместе с командиром, одобрительно зашумели.

– Поэтому вам предписывается выступить к восточному побережью, по мере сил избегая боев, и, обогнув неприятеля, повернуть к Парме, навстречу основным силам.

Один из офицеров штаба решился влезть в разговор:

– В городе зреет недовольство, священники сеют раздор и возмущают народ. Если противник начнет осаду, то нам ударят в спину.

Гарнье молчал. Его слегка выпяченные глаза тяжело переходили с одного предмета меблировки на другой, рот бессильно открывался, будто французу не хватало воздуха, руки хаотично шарили по столу. Внезапно лицо его побагровело, он покачнулся, схватился за грудь.

– Воды! – закричал адъютант, подхватывая патрона под локоть.

Полковники подскочили, помогая удержать массивное тело командира.

Гонец бросился к стоявшему на маленьком столике графину с водой. Наливая воду, он чему-то усмехнулся и полез в фужер ложечкой для варенья – то ли размешивая, то ли вылавливая нечто. Это не прошло незамеченным.

– Проклятые мошки, – гонец стряхнул ложку и протянул адъютанту воду.

Гарнье, усаженный в кресло, протянул руку к стакану, но его кисть перехватил адъютант.

– Месье, вы так спешили сюда с посланием, а мы даже не предложили вам попить.

Курьер пожал плечами. Ерунда, мол.

Но адъютант настаивал.

– Выпейте вы сначала… Вы, верно, страдаете от жажды!

– Спасибо, не хочу.

Посланник все протягивал стакан, на который недоумевающее уставились собравшиеся в зале офицеры.

– Я настаиваю, – пальцы адъютанта легли на рукоять пистолета.

Смекнув, что происходит что-то неладное, затихли полковники, обсуждавшие варианты защиты города. Генерал тем временем понемногу приходил в себя и без их помощи, лицо приобретало нормальный оттенок, успокаивалось дыхание.

Посланник ухмыльнулся, цокнул языком и двумя мощными глотками осушил фужер.

– Довольны?

Адъютант выхватил из рук курьера стакан, посмотрел стекло на свет, проверяя не осталось ли налета на стенках, провел по краю пальцем, принюхался. Затем собственноручно налил в фужер воды из графина и протянул шефу. Гарнье вцепился в тонкую стеклянную ножку, как тонущий ухватывается за соломинку.

– Мне не доверяют? – голос капитана, пробравшегося в Рим через вражеские территории, был сух.

Адъютант искоса посмотрел на оппонента и нехотя попросил прощение за свое поведение.

Белли, а «гонцом» был именно он, сделал вид, что удовлетворен извинениями.

Генерал перебрался на софу и отлеживался. Прибежавший врач потребовал очистить зал от всех посторонних. Конрад двинулся на выход.

У самых дверей его перехватили. Двое гренадер во главе с молоденьким офицером предложили сопроводить «гражданина посланника» в его апартаменты. Белли напрягся, решая, что ему делать. И ощутил, как за спиной снова притих зал.

– Конечно. Я и сам не прочь отдохнуть, – с улыбкой на устах выдавил шпион, знаком показывая, что готов следовать за сопровождающими.

Офицер повел его вглубь дворца.

Когда проходили через приемную, Конрад отметил, что в ней столпилось человек десять гренадер, занимающихся охраной палаццо. Для чего, было понятно без объяснений.

Наутро генералу стало лучше. Настолько лучше, что он потребовал нормальный завтрак, а не жидкую кашицу, и офицеров штаба. Для начала он опросил командира разведки. Сведения были неутешительны: русские высадили еще две тысячи пехоты и выгрузили десять легких пушек. Гарнье тихо выругался и повернулся к остальным:

– Мы отступаем, друзья. В течение месяцев мы храбро сдерживали неприятеля на границах вверенной нам республики, но… Отныне Рим – не наша забота. Родине нужны солдаты, а Италия – это еще не Франция. Мы снимаем лагерь и начинаем выдвижение на север.

Дальше генерал четко распределил среди офицеров обязанности, назначив командующих авангардом, охранением и арьергардом, указал последовательность выступления частей, маршруты следования. Офицеры, всю ночь занимавшиеся возведением редутов напротив русского лагеря и прикидывавшие зоны будущего наступления, недовольно гудели. Гарнье взмахом руки показал, что дискуссии не будет, и распустил штаб.

Французы выходили мрачные и злые.

– Что там с гонцом? – генерал спросил оставшегося адъютанта.

– Мне он показался странным. Акцент есть, вы приболели, требует оставить город – все как-то подозрительно.

Гарнье усмехнулся.

– Ты ненормальный, Гийом. Тебе везде мерещатся заговоры и измены. Он хорошо сделал свое дело, дай ему эскорт и пускай едет к Моннье.

– Но, мой генерал…

Гарнье вспыхнул:

– Я сказал все! Баста! Хватит этой шпиономании! Ты моего лучшего повара затравил до удара! Половину слуг разогнал! Меня сторонятся дамы!

Он привстал с софы, на которой отдыхал после совещания:

– Я верю этому человеку! Да и что он сказал такого, чего мы не знали бы?! Русские под наш зад перебрасывают корпус? Вот он – уже здесь! С севера еще подойдут? Почему бы нет?! Что он сделал такого, что может сыграть нам во вред?! У нас половина состава – макаронники, они ж в первом бою разлетятся! Ты с ними готов против семи тысяч русских идти?!

Адъютант покраснел.

Генерал сел и придвинул к себе столик с разложенными письменными принадлежностями.

– Если кто и вгонит меня в гроб, то это ты, Гийом, с твоей мнительностью и подозрительностью!

– Мой генерал, я всегда только …

– Хватит! – Гарнье прервал подчиненного. – Где этот капитан?

Адъютант отвел взгляд и пролепетал вполголоса:

– Я отвел ему апартаменты в северном крыле. Там много просторных, незанятых комнат.

– Покои с охраной?

Адъютант молчал.

Гарнье глубоко вздохнул.

– Сейчас же отпусти его. Лично поблагодари и отпусти, – он покопался во внутреннем кармане и положил на столик перстень. – Отдай обратно ему это колечко и пускай спешит к Моннье.

– Приказ, привезенный вам, тоже отдать?

Гарнье задумался.

– Нет. Приказ оставлю. Это – свидетельство, что сдача Рима – не моя прихоть или трусость. Моннье я лично напишу. Нечего его полкам делать в Анконе. Да, еще одно… – генерал потер переносицу, собираясь с мыслями. – Севернее видели корабли англичан. Вроде, один или два фрегата патрулируют побережье. Пускай Эжене выйдет на связь с капитаном. Англичане недолюбливают русских, те платят тем же. Уверен, о десанте ни Ушакофф, ни Суворов своих союзников не известили. Если уж оставляем Рим, то попробуем сдать город снобам с той стороны пролива. Может, выторгуем себе проход или даже перевоз к Генуе.

Генерал пододвинул себе лист и взялся за перо.

Адъютант дождался письма, забрал его и перстень, щелкнул каблуками и устремился к двери.