Андрей Муравьев - Гроза тиранов

Деревенское кладбище немного заросло. Затянулись редкой травой свежие могилы, уже не выглядя ранами на теле земли, принялись посаженные деревца и кусты сирени. Обновленная часовенка красовалась свежей дверью взамен сожженной.

Вот и могилы.

Я стоял и молчал. Вряд ли покоящиеся в земле услышат мои слова. Для этого надо иметь чистую душу, а я весь залит чужой кровью и не собираюсь останавливаться.

Я молчал… Положил к крестам по букетику полевых цветов, да постарался запомнить ориентиры: скалы, изгибы склонов, расщелины и валуны. Если уж выберусь в свое время, то не оставлю вниманием.

Деду Мирко поставил налитый стопарь лозовача и положил кусок хлеба, Саво – забавного глиняного бабая, купленного зачем-то еще на Корфу. Я хотел попрощаться.

Что-то шептало сердцу, что другой возможности может и не представиться.

Во сне я летал. Необычное чувство. Все больше в последнее время я сплю без сновидений – закрыл глаза, открыл – ночь долой. А тут – полет.

Сначала покружил над замершими Грабичами, пробросился до моря. Спустился до водной глади, заглянул в города бухты, потом рванул к звездам.

Когда устал купаться в волнах призрачного света, то задал резонный вопрос сам себе: откуда такая реалистичность? Я сплю, вижу сон, причем четко осознаю, что это сон, но вокруг все не просто узнаваемо – оно такое, как и должно быть.

Я камнем рухнул вниз с небесных высот.

Где Котор? Вот!

Я пролетел вдоль знакомой стены. Тут томилась Френи и умерла Бона, здесь я заговаривал зубы янычарам. Где же? Ага!

Маленький домик у пересечения дорог. Я приметил его еще тогда, когда выглядывал гайдуков брата. Где тут черные полосы на левой стороне, напоминающие крест?

Я затормозил, будто в стену ударился. Полос не было… Зато блестела свежая побелка. Значит, это не сон? Или я схожу с ума?

Резко развернулся и понесся к дому, в Грабичи. Вот мазанка брата, вот кушетка, мое тело, раскидавшее во сне руки.

Я ткнулся в грудь, пытаясь проснуться. И вдруг!

– Кто тут?

– Как кто?! Я!

– Где я? Почему? – и сразу же. – Нет!!! Не трогайте меня! Больно!

Я еще раз врезался в грудь, собственную грудь.

– Кто ты?

– Я? Алексей Потемкин я. Пусти!

Что-то удерживало меня снаружи.

– А меня зовут Петр. Что тебе надо, Алексей?

– Да пусти же!!

Очередной рывок-тычок завершился удачей. Будто подушка врезалась мне в голову. Сознание вспыхнуло, тело скрутила судорога.

Очнулся в конвульсиях, сел. Сердце бешено колотилось. В голове звенел, пульсировал, бился один вопрос: «Что это было?!»

Френи пожала плечами.

– Когда забираешь чужое тело, такое случается, существо не нашего мира. Его обладатель нашел свою душу и пробует вернуть обратно смертную оболочку. Пока он еще плохо понимает, что же с ним приключилось. Но каждый раз, слышишь, каждый раз, когда ты будешь ослаблять хватку, спать или падать в обморок, – она усмехнулась. – Он будет получать толику бывшей свободы. До тех пор…

Френи умолкла.

– До каких? Каких пор?

Цыганка недобро посмотрела мне в лицо:

– Пока ты не растворишь его в себе… или сожрешь его душу, если ты – иблис, – она отвела взгляд. – Это плохо – полонить чужое тело. Если душа отошла, то тогда да – ладно. Но когда нет, когда ты запираешь чужую суть, другого человека, в себе, не даешь уйти ей в мир смерти или вернуться, то… Нехорошо это.

– Договаривай!

Ведьмочка насмешливо сощурилась и протянула руку:

– Никто из моего народа не рассказывает тайны за просто так.

Интересно уже. Разводить меня начала?

– Что?!

– Отпусти! Мне же нечего тут делать! Ты знаешь, кого искать. Я исполнила договор!

У нее явно навязчивая идея.

– С чего ты так стремишься покинуть меня? Куда собралась? Или чего боишься?

Она точно скрывает что-то. Вот как бесенята в глазах запрыгали!

Френи тут же опустила взгляд, спрятав лицо под курчавой челкой, и забормотала под нос:

– Мои нити жизни переплетены с твоими, человек не-отсюда… Плотно переплетены, по несколько раз. Но там, где твоя судьба, скорее всего, поведет тебя далее, моя жизнь оборвется. А это очень плохо. Не так давно смерть уже обдавала меня смрадом тлена – я не хочу умирать.

– Разве можно убежать от судьбы?

Она вскинулась и ответила с жаром:

– От всего можно убежать! От всего… Нужно лишь знать, когда и куда.

– И ты скажешь мне… когда тебе надо быть подальше?

Езидка расхохоталась.

– Я уже сказала тебе: наш народ бесплатно тайны не раскрывает, – рука мелькнула перед носом. – Отпусти! Положи плату за то, что скажу!

А что я, собственно, теряю? Знахарку? Так ведь хватает местных бабок, разбирающихся в лечении. Да и далеко Френи до старой Боны – себя бы на ноги поднять смогла.

– Говори. Если услышу стоящее, то уйдешь сегодня же.

Цыганка наклонилась и зашептала скороговоркой:

– Завтра днем… К тебе придут посланники. Если я буду рядом, то умру! А ты… ты сможешь выкрутиться, коль повезет.

– Какие посланники?

– Это не скажу. Но нож завис только над моей нитью.

Белиберда!

– А не обманываешь ли ты меня?!

Цыганка сощурилась, заглядывая в лицо. Она чуть не плакала:

– Я клянусь всем, что имею и буду иметь! Отпусти!

Кто может угрожать мне здесь, в логове брата? Еще один карательный отряд турок?

Френи говорила искренне. Даже слишком.

Надо ли держать рядом того, кто так стремиться сбежать? Я думал недолго:

– Иди.

Она радостно выдохнула, схватила за руку и поцеловала.

– Но помни, ты все еще должна мне. Я обещал дать тебе уйти, но не освободить от клятвы. Не думай, что сказкой о каких-то «посланниках» рассчиталась за собственную голову.

Свет в глазах девушки слегка померк. Цыганка кивнула, показывая, что принимает условия, развернулась и бросилась к селу.

На ночь удвоили караулы на перевалах, я роздал часть ружей и пистолетов. К встрече подготовились.

С рассветом в деревню заявилась… чета брата.

Усталые, вымотанные переходом, запыленные гайдуки волокли двух раненых товарищей и несколько свертков с добром. На многих – кровавые повязки, лица – злые, осунувшиеся от недосыпания. Даже спрашивать не надо было, чтобы узнать, как поход прошел.

По лицу Бариса при виде меня промелькнула радость, но и все. Больше никаких эмоций. Лишь застывшая маска безразличия к жизни. От привычной бесстрастности он отличался как знак «стоп» от бетонного блока.

– Так все плохо?

Арамбаши вошел в дом.

Юнаки во дворе скидывали небогатые трофеи. Делить будут вечером, когда отоспятся, перевяжут раны, поговорят с родными. Какая-то деваха, не увидев милого среди вернувшихся, завыла, ломая руки. Рядом две молодки причитали над подстреленным четником, второго раненого уже отволокли к бывшему дому бабки Ойки. Там нынче что-то вроде лазарета.