Александр Прозоров - Испанский поход

– Вставай, мразь! – приказал Федор, бросив быстрый взгляд по сторонам и сжимая покрепче рукоять тяжелой фалькаты. – Я, конечно, убью тебя. Но не лежа. Слишком мало удовольствия. Я хочу видеть твои глаза, прежде чем отправлю к богам человека, так унизившего Юлию.

– Вот как ты заговорил, презренный раб, – захрипел Памплоний, осторожно поднимаясь, – предатель Рима, продавшийся карфагенянам.

Он вскочил и снова встал в боевую стойку, крепко упершись ногами. Его шлем блеснул на солнце.

– Нет, тебе никогда не победить меня. Я, Марк Акций Памплоний, сейчас заколю тебя как свинью. А потом найду эту девку и продам в рабство вместе с твоим выродком.

– Значит, ты все действительно знал, – хмуро проговорил Федор, чувствуя, как где-то в глубине души рождается такая ярость, которую уже не остановит и целый легион римлян, окажись он сейчас между ним и Памплонием, – тем лучше. Больше незачем тратить слова.

И он бросился на римлянина, яростно вращая фалькатой. Несколько минут противники просто рубили друг друга с таким остервенением, что вскоре оба отбросили щиты, разлетевшиеся в щепки.

В следующее мгновение их мечи скрестились в воздухе над головами, вышибая искры. Несколько секунд противники толкали друг друга, пытаясь опрокинуть. Затем оба отпрыгнули назад, освободившись от захвата, и вновь бросились вперед, вращая своим оружием. И тут стало ясно, что в более свободном бою, где можно повести плечом, тяжелая фальката значительно превосходит гладий. Отбив несколько ударов Памплония, ударов отчаяния, поскольку ни один из них не причинил серьезного вреда, Чайка вновь увел гладий в сторону и, размахнувшись, рубанул по левому плечу римлянина. Изогнутое лезвие ударило по наплечнику, погнув его, а когда Федор потянул лезвие назад, то просто разрезало металл кирасы.

Памплоний покачнулся, даже присел на ослабевших ногах, но потом все же нашел силы распрямиться. Он больше не рвался нападать на Федора, а лишь в бессильной злобе смотрел на него, поскольку силы поднять меч у него уже не было. Левая рука обвисла, – такой удар должен был если не отрубить руку, то сломать ему ключицу. А правая из последних сил сжимала меч, чтобы не выронить его на камни. Превозмогая боль, Памплоний старался не показать, что ранен, чтобы не потерять своего достоинства перед солдатами. Но Федор видел, что конец близок – из разрубленного доспеха показались первые струйки крови.

– Я отомстил за нее, – проговорил он и нанес еще один удар по тому же плечу, чувствуя себя мясником, который разделывает тушу. Раздался лязг и хруст – фальката рассекла остатки защиты на плече римского командира и погрузилась в него, ломая кости и вспарывая мышцы. Выронив меч, Памплоний рухнул на колени. Плечо было залито кровью, которая вытекала из него мощными точками. Глаза его остекленели, и законный муж Юлии упал лицом на камни, испустив дух.

– Ну вот и все, – выдохнул Федор, испытав удовлетворение, словно свершил кровную месть.

Остальное он видел как в тумане. Смерть командира заставила римлян в ярости атаковать, потеснив карфагенян. Но Федор Чайка, издав боевой клич, вновь повел их за собой. Яростно вращая фалькатой, он разрубил не один шлем, превратив в кровавое месиво множество римских легионеров. Контратаковав в центре, двадцатая хилиархия прогнула, а затем прорвала фронт римлян и отбросила их почти к самому берегу.

– Вперед, воины! – орал Чайка в исступлении, вскинув свой окровавленный клинок. – Еще удар, и мы захватим корабли. Сбросить этих свиней в море!

Но когда, скосив в этой мясорубке несколько манипул, карфагеняне приблизились к кораблям на расстояние полета стрелы, позади раздались громкие крики, и вскоре движение замедлилось. Наступление забуксовало, не достигнув конечной цели совсем чуть-чуть.

Заколов очередного легионера, Федор обернулся назад, увидев, как его тылы сминает римская конница. Между ней и пехотинцами виднелось человек тридцать всадников, среди которых он увидел Гасдрубала, яростно отбивавшегося от наседавших катафрактариев. В пылу схватки Чайка не мог заметить, как подоспевшее подкрепление римлян разделило малочисленный отряд Гасдрубала надвое и оттеснило часть его к берегу. Атаковав при этом и пехотинцев, римляне спешили прийти на помощь своим морпехам, так неудачно начавшим операцию.

– Урбал, командуй вместо меня! – крикнул он другу. – Пробивайся к кораблям!

Урбал, сражавшийся с рослым легионером, кивнул, не отвлекаясь на разговоры. А Чайка, сделав знак нескольким пехотинцам следовать за собой, стал пробираться назад, чувствуя, что там скоро может понадобиться его помощь.

Оказавшись в арьергарде, который стойко отражал удары римской конницы, Федор осмотрелся и понял, что количество его солдат значительно сократилось. Закованные в доспехи катафрактарии, оказались отнюдь не новобранцами и несколькими короткими атаками быстро вывели из строя множество карфагенских пехотинцев из восьмой спейры. Ничего другого Федор и не ожидал, видя, как они разделались с лучшей конницей Гасдрубала, правда, заманив его в ловушку и набросившись почти втрое превосходящими силами. Теперь же и его хилиархия оказалась почти в окружении, зажатая между римскими морпехами и всадниками. К счастью, путь к спасительному оврагу еще не был перекрыт.

– Послать за подкреплением! – приказал он, появляясь рядом с командиром восьмой спейры, решив не ждать больше милостей от римлян. Положение быстро ухудшалось.

Но когда пехотинец, оставив строй, побежал вдоль склона к оврагу, его тут же заметили. Римский всадник догнал его на самом краю оврага и зарубил на скаку мечом. Посыльный упал, залившись кровью. А римляне, понимая, что никого нельзя допустить туда, стали зорче наблюдать за оврагом, отправив туда сразу десяток свободных всадников. Прежде чем послать еще одного солдата на верную смерть, Федор решил подождать.

Гасдрубал в шлеме с белым плюмажем гарцевал всего в двадцати метрах от передних шеренг спейры, изредка поглядывая на них. В его взгляде Федор прочел недоумение – командующий не мог понять, откуда здесь появилась целая хилиархия. Впрочем, именно она стала сейчас его последней надеждой на то, чтобы отбиться от римлян и дождаться подкреплений, которые наверняка уже спешили из лагеря. Пока же он с горсткой своих всадников бесстрашно сражался против превосходящих сил римской конницы, теснившей его со всех сторон. А те, видя, что к ним в руки может попасть сам командующий всеми силами Карфагена в Испании, утроили натиск, стремясь взять его в кольцо. При этом римляне изредка налетали на шеренги восьмой спейры, но больше для того чтобы она не помешала им разделаться с конницей Гасдрубала.