Сергей Конарев - Балаустион

И-ик! Очередной дурной симптом — завтрак начал искать пути отступления из желудка. Надо бы полежать. Удержавшись от желания сплюнуть в море — моряки говорили, что боги пучины обязательно покарают дерзнувшего на это наглеца, — сын наварха спустился по лестнице на одну палубу вниз. Капитанскую каюту занял геронт Мелампод и его свита, так что царевичу и его «спутникам», в число коих недавно вошел Галиарт, пришлось ютиться в длинном и темном кубрике, который обычно занимали келевст и другие старшие офицеры корабля. Обстановка помещения была скромной — «Навсикая», триера, на которой привелось путешествовать спартанской делегации, была рядовым боевым кораблем. Низкий потолок, серые стены, два небольших ромба-иллюминатора в борту. И бесконечный звон цепей и ритмичное «ух — уу-ух» гребцов, верхняя палуба которых располагалась прямо под полом. К этому звуку, впрочем, все быстро привыкли, он укачивал с таким же успехом, как и неизбежная бортовая болтанка.

Последствия были налицо — еще на подходе к грязным холщовым занавескам, заменяющим кубрику дверь, Галиарт услышал мерный храп. Войдя внутрь, сын наварха обнаружил, что большинство подвесных деревянных шконок заняты. Царевич спал в самом дальнем углу, положив голову на вызывающий уважение своими размерами бицепс. Подле него расположились «спутники». Впрочем, спали не все: Тисамен и Феникс, оба при оружии, сидели неподалеку от входа и молча играли в кости. Памятуя об убийце, друзья-телохранители дружно решили продолжить охранять молодого Эврипонтида круглые сутки.

— Ты дрыхнуть? — вполголоса поинтересовался у Галиарта Феникс.

— Угу, — кивнул сын наварха. — Пожалуй.

— Давай, — Феникс махнул рукой в сторону пустой шконки. — Не забудь, что с полудня — твоя очередь. Я тебя разбужу.

— Возьми плащ, — не отрывая взгляда от покатившихся костей, Тисамен протянул руку назад, стащил со спинки стула шерстяной трибон и бросил Галиарту. — Из двери дует.

— Благодарствую, — улегшись на покрывавшую шконку истертую циновку, Галиарт отвернулся к стене, на которой талантливой рукой были выцарапаны полтора десятка картинок обнаженных жен и мужей. Их позы были продуманно разнообразны, хотя изображали, в общем-то, одно и то же. Чтобы прогнать тут же нахлынувшие сладкие ассоциации, вызвавшие мгновенное затвердение в паху, Галиарт крепко зажмурил глаза, тщательно завернулся в плащ и приказал себе уснуть.

Капитан оказался прав: к вечеру на горизонте выросли черные кручи критского берега, а на закате их встретили две биремы и отвели в порт Кидонии. Геронт Мелампод, Пирр и их сопровождающие поднялись на палубу. «Навсикая» медленно шла за передней биремой, нацелившись в узкую горловину между защищавшими вход в бухту Кидонии молами. Концы молов венчали башни-маяки, идентичные, как близнецы-великаны. Сейчас, в сумеречную пору, в глазницах великанов горели желтые огни. Зрелище было впечатляющее.

Галиарт помотал головой. Он видел Близнецов не первый раз, но сегодня они выглядели особенно эффектно. Отец бы, наверное, высмеял его восторг, и принялся бы рассказывать о колоссе Родосском или Фаросской башне Александрии — величайших маяках мира. Хвала богам, грозный родитель, искушенный в морских странствованиях, далеко сейчас, и он не испортит Галиарту удовольствия от путешествия. Каждому — свое, хе!

А вот Леонтиска Галиарту не хватало; сын наварха привык к обществу афинянина и сейчас скучал по нему. Примешивалась и некоторая доля тревоги за легкомысленного товарища: от скуки Леонтиск был вполне способен пренебречь предостережением друзей, выйти в люди и попасться в руки ищеек царя. Галиарт горячо надеялся, что этого не случится. Последний месяц и без того принес немало горя….

Триера, хлюпая веслами, миновала маяки и вслед за ведущей биремой повернула направо. Вся бухта, насколько хватало взгляда, была усеяна причалами и кораблями: от громадных и грозных пентер и крутобоких зерновых транспортников до утлых, в четыре весла, рыбацких барок. Защищенная твердью молов от гневного океана, бухта давала судам возможность зимовать на воде.

Протяжный вой трубы заставил оба нижних ряда весел втянуться в чрево корабля. «Навсикая» продолжала идти на верхних. Бирема, указывавшая путь, просигналила фонарем. Ага, вот и причал. Широкий, из черных, источенных морем, массивных, словно слоновьи ноги, сосновых бревен. На причале забегали-засуетились люди, пока еще слабо различимые из-за сумерек и расстояния.

Сильная рука хлопнула Галиарта по спине, заставив вздрогнуть от неожиданности.

— Великие боги, ну вот я и прибыл на Крит. За отцом! — желтые глаза Пирра сверкали. — Неужели это свершилось?

— Свершилось, командир, — ухмыльнулся в ответ Галиарт. — То-то государь Павсаний будет рад!

— Ха, он восемь с лишним лет ждал этого момента! Я, скажу тебе по секрету, иной раз боялся, что он не доживет, захиреет от отчаяния, — Пирр тряхнул черной гривой. — Но он дождался! И теперь все будет по-другому! Все изменится!

— Только бы сейчас ничего не случилось, — осторожно проговорил Галиарт. — Это письмо… царь сообщил, что ему угрожает опасность….

— Меня это тоже гнетет, — нахмурил густые брови Эврипонтид. — Но отец жив. Я… почувствовал бы, если бы с ним что-то произошло. Ты не представляешь, как меня бесит невозможность оказаться на месте скорее. Всю дорогу едва сдерживался, чтобы не начать бегать по палубам и лупить гребцов палкой, чтобы шевелились поживее. Клянусь молнией Зевса! Эх, только бы судьба не вздумала вновь посмеяться над нами….

— Да услышат тебя боги, командир.

Царевич еще раз хлопнул товарища по плечу и отошел к другому борту перекинуться парой слов с геронтом. Старик Мелампод, обвисшими морщинистыми щеками напоминавший дряхлого пса, сильно страдал от морской болезни, и по этой причине все время путешествия провел в своей каюте на корме корабля.

— Эй, скручивай, мать-перемать! — донеслось сверху.

Галиарт задрал голову. Матросы, повиснув на снастях, проворно убирали вырывающийся, словно живой, парус. За этим с любопытством наблюдали два баклана, усевшиеся на край корзины впередсмотрящего. Еще несколько бакланов и чаек, лениво шевеля крыльями, витали над реями. Плавно и как бы нехотя, едва отталкиваясь веслами от воды, «Навсикая» шла к причалу. На нем уже столпились сошедшие из биремы встречающие, наверняка из морских военачальников критского флота.

— Лови-и! — с носа полетел первый швартов. Кто-то из островитян ловко поймал его на лету, засуетился, потянул.

Из-под ног снова послышался протяжный вой кларнета. Повинуясь команде, оставшиеся весла триеры дружно поднялись, на мгновенье зависли параллельно воде, словно перепончатые крылья какой-то кошмарной птицы, затем с грохотом поползли внутрь. Корабль продолжал медленно двигаться благодаря инерции и натяжению перекинутых на пристань канатов. Все ближе… Сердце Галиарта, как всегда в подобные моменты, учащенно забилось. Уже различимы лица встречающих критян и мелкие детали их одежды. Вот борт «Навсикаи» с дрожью и скрипом заскользил по валику — выступающему продольному бревну, отполированному не одной сотней кораблей. Державшие швартовы, упираясь ногами в настил, подтянули тяжеленный корабль к пирсу, крепко принайтовали, завязали хитрыми морскими узлами.