Сергей Конарев - Балаустион

— Ты убьешь его только после меня, дева, — мужественное лицо стратега было чрезвычайно серьезным.

— За этим дело не станет, клянусь Богиней! — нервно усмехнулась Арсиона, делая шаг вперед.

Между ними на полу барахтались полуоглушенный Полиад и прилипший к нему Леонтиск. Наконец, лохаг «белых плащей» стряхнул с себя афинянина и пинком вышиб из него последнее желание сражаться. Комната крутилась перед глазами опрокинувшегося на пол сына стратега, рот был наполнен кровью, и желудок норовил выпрыгнуть через горло. Так плохо он не чувствовал себя даже после памятного избиения в темнице архонта Демолая.

Полиад был так зол, что не раздумывая проткнул бы его мечом, но в этот момент Исад, отклеившись от стены, выдавил:

— Ко мне, пес, — и, присев, подобрал меч левой рукой. Правая болталась абсолютно безжизненно, как жуткий трофей дикаря.

— Да убейте же их, демоны вас забери! — снова заорал Леотихид.

У Леонтиска едва хватило сил отползти в сторону, когда над его головой зазвенело оружие.

Галиарт почти пропустил все, описанное выше, его внимание было целиком сосредоточено на сражении. Две неопасные, но весьма болезненные раны — на плече и груди — каждый миг напоминали о том, что отвлекаться не стоит. «Белые» напирали, невзирая на потери, — а может, именно из желания рассчитаться за товарищей. Сын наварха чувствовал, как занемели от усталости плечи, и кисть уже не так плотно сжимает рукоять меча. Боги, хотя бы минуту-другую отдыха, чтобы расслабить перенапрягшиеся мышцы!

И боги в который раз подтвердили факт своего существования, удовлетворив молитву, правда, как обычно, весьма своеобразно, с присущей бессмертным глумливой жестокостью.

Дверь, ведущая к андрону, переднему перистилю дома, с грохотом распахнулась, и в продомос ступили Тисамен и Ион. Израненные, они с трудом отбивались от теснившего их десятка «белых плащей» — видимо, оборона выхода в сад не увенчалась успехом. Самое ужасное заключалось в том, что продомос был уже целиком в руках нападавших — если не считать два равноудаленных конца, в одном из которых Леонид и Исад бились против лохагов Леотихида, а в другом до сих пор сражались гиганты-гиппагреты. Естественно, что часть врагов, атаковавших главную лестницу, немедленно накинулась на двоих попавших в западню «спутников» с тыла, остальные отступили на шаг, давая защитникам передышку.

— На помощь! — звонкий голос Иона в отчаянии разбился о потолок.

— Вперед, прорвемся к ним! — страшно вращая налитыми кровью глазами, зарычал Пирр. Собрав силы, возглавляемые им Лих, Феникс и Галиарт ринулись на врагов, но «белые», повинуясь яростным командам Леотихида, встали плотной, неподдающейся, щетинящейся клинками стеной. Снова забурлила сумасшедшая рубка.

Все было бесполезно. Окруженные со всех сторон, Ион и Тисамен не могли держаться долго. Всего на полминуты кучка врагов, обступившая их, сомкнулась, над головами замелькали вздымающиеся и опадающие мечи, в общем возбужденном гомоне голоса «спутников» были неразличимы. Когда «белые плащи» отхлынули, на полу остались лежать два иссеченных недвижных тела.

— Двое готовы, командир! — горделиво возвестил Пактий, поднимая окровавленный меч. Воины за его спиной довольно загоготали. Среди них были и пятеро, освобожденные товарищами из кладовой, где их заперли эврипонтиды.

Леотихид заметил это и удовлетворенно кивнул.

— А где Эвном? — спросил он.

— Не знаю, командир, — смущенно ответил один из телохранителей. — Он был в доме, когда они накинулись на нас и повязали… Харилая убили.

— И Ипполита тоже. Он лежит на заднем дворе с дыркой в животе, — добавил Пактий.

Леотихид скрипнул зубами, его дрожащий палец пронзил воздух в направлении лестницы.

— Вот эти проклятые заговорщики сделали это. Вперед, перегрызите им глотки, отплатите за друзей! Тому, кто проткнет Пирра Эврипонтида, горсть золотых.

Взвыв от восторга, «белые плащи» кинулись выполнять приказание. Их товарищи, уже сражавшиеся с защитниками, удвоили усилия.

«Теперь конец, — подумал Галиарт, увидев хлынувшую к лестнице массу. — Долго нам не выстоять». До гибели товарищей он почти не думал о смерти, опьяненный горячкой боя, но теперь смрадное дыхание могилы коснулось его ноздрей. Впрочем, сын наварха уже слишком устал, чтобы испытывать сильные эмоции. Чем быстрее все это закончится….

— Ты, трусливый ублюдок! — громоподобный голос Пирра перекрыл грохот сражения. Обращался царевич, конечно, к элименарху. — Ты платишь холуям за мою смерть, потому что боишься сойтись со мной сам. Сознайся, ведь так, ты, овечий кал?

— Брось, Эврипонтид, — улыбка Леотихида была похожа на собачий оскал. — К чему эти детские штучки? Ты уже все равно, что мертв, и я не собираюсь….

— …рисковать? Ну и трус же ты, Рыжий! — зло расхохотался Пирр. — И даже не стыдишься показать этого перед своими прихвостнями. Все они — пугливое отребье, которое нападает только толпой, да и то, если думает, что ведомо кем-то похрабрее него. Ты очень их разочаруешь, Леотихид, если не примешь мой вызов. Сейчас вы убьете нас всех, и они будут заискивающе глядеть тебе в рот и глодать брошенные тобой кости. Но за глаза, наедине, в кабаке за кувшином вина или с тесной компании с девицами они будут говорить: «А ведь командир-то наш, Рыжий, сдрейфил, когда поганец Эврипонтид вызвал его, и предпочел отсидеться за нашими спинами, откупиться братниным золотом за нашу кровь и погибших дружков. Дерьмо он, по большому счету, а не командир». Так будут говорить твои люди, и лучшие из них, у кого осталась хоть капля достоинства, отдадут свои белые плащи на подстилки собакам, и уйдут — в достойные отряды, к достойным командирам. А ты, великий храбрец, окажешься в конце концов в окружении последних шакалов и подонков, которым до задницы все, кроме жалованья!

Это была настоящая речь — страстная и проникновенная. «Белые» прекратили нападать на противников, неуверенно оглядываясь и ожидая ответа элименарха, опустили мечи Полиад и Арсиона, и даже гиппагреты разошлись, тяжело дыша и продолжая сверлить друг друга взглядами. В продомосе наступила почти идеальная тишина — только раненые на полу продолжали стонать и взывать о помощи.

— Подумай, Рыжий, — коту под хвост вся твоя воинская репутация. Молодых-то ты сможешь заткнуть, а что скажешь серьезным мужам, когда они поинтересуются, не оттого ли ты трус, что отец твой был не спартанцем? — слова Пирра лупили, словно каменные ядра полибола. Леотихид уже едва держал себя в руках — темперамент брал верх над здравым смыслом. — Да и сам ты — неужели не хочешь убить меня собственной рукой, выпустить ненавистную тебе кровь Эврипонтидов, да еще и хапнуть немножко лишней славы? Ты ведь считаешься неплохим фехтовальщиком, да и я не в лучшей форме — подустал, и к тому же, гляди, поцарапан….