Сергей Конарев - Балаустион

Оказавшись перед массивными высокими дверями, Клеомед распахнул одну из створок и рывком втащил сестру в комнату. Стены помещения были драпированы зеленой и темно-синей бархатной тканью, в углах застыли, уставившись перед собой слепыми глазами, мраморные бюсты, середину левой стены занимало массивное, десяти локтей в высоту, изваяние сидящего на троне Зевса. Дневной свет проникал в комнату сквозь два высоких и узких, как бойницы, окна.

Архонт, заложив руки за спину, нервно расхаживал взад-вперед по мягкому вифинскому ковру. Услышав вошедших, он остановился и впился в лицо потупившей глаза дочери не предвещающим ничего хорошего взглядом.

— Вот, отец, полюбуйся на нашу героиню! — с едва сдерживаемым бешенством процедил Клеомед и еще раз, совершенно без нужды, резко толкнул сестру в спину.

— Оставь меня, я сказала! — дернула плечом она и, набравшись храбрости, взглянула отцу в глаза.

— Что же ты наделала, мерзавка? — приблизившись почти вплотную, прошипел архонт. — Как же ты могла, гадина, решиться на такую подлость?

Не выдержав, Эльпиника снова опустила глаза. Левую щеку вдруг обожгла хлесткая пощечина.

— Отвечай, дрянь! — голос Демолая сорвался на визг. — Зачем, объясни мне, зачем ты помогла этому молокососу бежать? А? Тебя спрашиваю!

— Я люблю его, — всхлипнула девушка. Четверть часа назад, когда Клеомед ворвался в ее покои, она дала себе слово, что будет держаться стойко и спокойно. Однако стыд и страх, переполнявшие девушку, лишили ее последних остатков смелости.

— Что-о?! — заорал Демолай. — Ты что его? Ах ты, потаскуха!

Голова девушки содрогнулась от еще одной сильной пощечины. Глухо зарыдав, Эльпиника, закрыла лицо руками и дернулась к двери, но Клеомед, стоявший за спиной, грубо толкнул ее назад с криком:

— Куда, сука? С тобой еще не закончили!

— Так кого ты любишь, шлюха? Кого? Кого? — с каждым словом взбешенный архонт наносил дочери сильный удар ладонью, не разбирая — по лицу, по голове, по шее. Она не отвечала, спрятав лицо и рыдая уже в голос.

— Любишь сопливого негодяя? Ах, вот оно что! А меня, отца, который тебя кормит и одевает, ты не любишь, подлая змея? — зарычал, еще больше стервенея, Демолай. — Ты, значит, по велению хитрого молокососа посещаешь изменников государства, злоумышляешь вместе с ними против своей семьи?

Избиение прекратилось лишь когда девушка, закрыв голову руками, вздрагивая всем телом, сжалась на полу. Потирая ушибленную руку, архонт, не сводя с дочери взгляда, отступил назад и приказал:

— Встань, — и, видя, что девушка не торопится исполнить приказание, снова заорал во все горло: — Вста-ать, шлюха!

Клеомед, подскочив сзади, бесцеремонно схватил ее за подмышки и рывком поставил на ноги. Дрожа и мелко всхлипывая, Эльпиника стояла, опустив голову, закрыв горящие щеки растрепавшимися волосами. Горло удавкой стягивал спазм горькой обиды: она решительно не ожидала такой жестокости со стороны отца. «Нет, это не со мной происходит! — билась о стенки головы мысль. — Этого не может быть. Это мне снится!» Но проснуться никак не удавалось.

Какое-то время Демолай молчал, глядя на дочь с таким выражением лица, как будто видел перед собой крысу или жабу. Ярость архонта отнюдь не утихла. Совсем недавно он с таким презрением отнесся к провалу стратега Никистрата, чей сын не пожелал выполнить уготованной ему по плану роли. И что же теперь? Его собственная дочь совершила поступок, поставивший под угрозу грандиозный замысел, в реализации которого заинтересованы серьезные люди. Люди, которым он обещал, что устроит все в лучшем виде. Какой ужас! Проклятые дети, предающие родителей! Откуда вы только беретесь, подлые неблагодарные выродки!

— Рассказывай, о чем ты говорила с Тераменом. Живо!

— Чего молчишь, коза! — Клеомед грубо встряхнул ее за плечи. Голова девушки мотнулась, она всхлипнула.

Главное — не сдаться, не зареветь снова. Эльпиника не помнила, чтобы на нее когда-либо поднимали руку, и ситуация вызывала у нее не только страх, но и сильнейшее чувство протеста. Отец, он ее избил! И как — вся щека горит. Ну нет, клянусь Богиней, ничего вы от меня не узнаете! Забыли, что ли, что характером я с детства не уступала братцу?

Архонт увидел, как отвердели скулы девушки, как ее дрожавшие губы крепко сжались и подбородок упрямо выдвинулся вперед. О, как хорошо он знал подобное выражение лица своей дочери. Рука, занесенная было для очередного удара, опустилась. Все было бесполезно. В таком состоянии она ничего не скажет. Что же делать? Как исправлять положение?

Чувствуя, как по шее сползает капля холодного пота, архонт мучительно пытался найти в голове хоть одну стоящую мысль.

Ситуация была действительно скверная. Если по его, Демолая, вине — в подробностях никто разбираться не будет — вся подготовленная с таким тщанием операция сорвется, это будет стоить ему доверия римлян, и, несомненно, должности и состояния. А, возможно, и головы. От перспективы расстаться со своим существованием, насыщенным всеми радостями, какие может позволить себе богатый и уважаемый человек, архонт мелко задрожал. Пора было подумать об исправлении ошибок. Но сначала нужно закончить с этой сопливой дурой.

— Я принял решение, Эльпиника, — суровым голосом произнес Демолай. — Твой поступок показал, что ты не ценишь ни нынешней вольготной жизни, ни моего родительского благорасположения. Пора тебе почувствовать крепкую узду, мужскую руку, которая приструнит твой взбалмошный норов! Я, помнится, обещал тебе, что ты сможешь выбрать мужа по своему усмотрению. Теперь понятно, что я ошибался — ты не созрела для такой свободы. Поэтому выбор за тебя сделаю я. В скором времени ты будешь отдана за одного из юношей, из тех, что добиваются твоей руки.

Эльпиника, не веря услышанному, подняла глаза на отца, но не нашла в выражении его лица ни малейшего намека, что все это шутка.

— Да, да, что смотришь? — раздраженно отреагировал Демолай. — Через два месяца, максимум три-четыре, ты будешь мужней женой, и тогда поглядишь, будет ли супруг терпеть твои капризы и глупую бабскую блажь. Клянусь отцом-Зевсом, я уж постараюсь выбрать такого парня, который не будет тряпкой в твоих руках, а наоборот, быстро — плетью или кулаком — направит твою энергию в правильное русло. Да вот, хотя бы Праксагора, он давно уж наш порог обивает. Отец у него уважаемый человек, да и сам он парень что надо! Малость грубоват, возможно, но после одной-двух трепок ты быстро поймешь, что такое послушание и семейная жизнь. А что есть правильная жизнь для женщины? Несомненно, рожать детей и смотреть за домом. И самое главное — не лезть в мужские дела!

Страх в душе девушки окончательно уступил место гневу. Она видела, что отца не переубедить, и его решение глобальным образом перевернет всю ее судьбу. Не в силах сказать ни слова, она глядела на архонта совершенно другими глазами. Великая богиня, и этот красный от ярости, бранящийся и абсолютно чужой старик — ее отец? Какой же он бессердечный — так наказывать ее! И за что? За то, что она послушалась веления сердца, поступила так, как считала правильным? Но не этому ли он сам учил ее с детства?