Александр Авраменко - Мы всякую жалость оставим в бою…

Больно. Не так, как было раньше, но все равно больно. Непроизвольно дергаю головой.

— Больно? Потерпите, голубчик, потерпите. Вот так, вот так. Ну-с, все. Готово. Вы — молодец.

Молодец? Можно разжать зубы. Глаза открыты, вроде, все нормально.

— Все, голубчик. Теперь можете смотреться в зеркало и оценивать работу наших хирургов. Учтите, когда Вас привезли, у Вас ведь половины лица не было, — пожилой, очень пожилой доктор ласково смотрит на меня, — так что пришлось собирать, буквально, по кусочкам. А сколько мы с Вашим носом возились…

Я осторожно поворачиваю голову. Шея еще побаливает, а корпусом вообще лучше не двигать… Зеркало…

— О, Господи!

Из-за стекла на меня смотрит, нет, даже не лицо, а какая-то жуткая морда, похожая не то на крокодила, не то на обезьяну. Лоснящиеся багровые заплатки, синюшного цвета лоб, желтоватый нос покойника. Это — правая сторона лица. Левая — мое прежнее лицо. На щеке — изрядная седая щетина. Это что ж, я теперь только половину лица брить буду?

— Вот и молодец, вот и правильно. Всегда надо смеяться. Чем больше человек смеется, тем меньше нам, врачам, работы… Сестра, сестра, успокоительное быстро!..

Я уже не могу остановиться, смех душит меня, я хохочу до слез, до визга. Откидываюсь назад, невзирая на боль в спине, и буквально реву от смеха:

— Это ж какая экономия… брить только… половину физиономии… и на стрижке…

Перун-милостивец, теперь мной только детей пугать. Пресвятая Дева, да ведь от меня жена убежит. И я ее пойму! С таким страхолдюдом ни один нормальный человек жить не станет, особенно женщина, молодая и красивая…

— Вот выпейте, пожалуйста…

Стакан стучит о зубы, не ощущаю вкуса, часть жидкости проливается на грудь. Мать вашу, доктор, стоило вытаскивать меня с того света, что бы превращать этот в ад?!

… — Ну что Вы себя так затрудняете каждый день, батюшка? — спрашивает Ихоллайнен у бригад-иерарха, делающего утреннюю гимнастику. — Контузия у Вас тяжелая, а Вы каждое утро так себя истязаете?

Кто сказал, что финны — молчаливый, неразговорчивый народ, обладающий спокойным, флегматичным характером? Ты не знал Ихоллайнена, глупец! Более болтливой сороки, большего живчика еще поискать! И это ему почти пятьдесят лет! Воображаю, каким он был в двадцать…

— Привычка, борода — басит бригад-иерарх, о. Павел. — Это значит, что я еще жив.

О. Павел, неунывающий бородач с огромным, немощным из-за контузии телом, яркими, блестящими глазами и добреньким, слащавым лицом все время стремится стать «душой» нашей палаты. Ему неймется к каждому из нас подобрать собственный «ключик». Запас его знаний огромен, а настырность — просто безгранична.

С Ихоллайненом о. Павел беседует об охоте, о коровах, о рыбалке, о масле… С Моресьевым, летчиком-истребителем, — о войне, о взглядах на новое в применении танков и авиации. Со мной… Вот со мной ему общаться не очень удается. Не слишком мне все это интересно. Ну, про семью поговорить, конечно, каждому приятно… Только не мне. Не будет у меня больше семьи. Теперь у меня вместо пушки другой ночной кошмар. Снится, будто ложусь я с Любой в постель, а она от меня отшатывается и на лице у нее — брезгливость пополам с жалостью… Так что про семью разговор не выйдет.

А про что другое — извините, господин бригад-иерарх. Я хоть и моложе Вас, а читал не меньше, если не больше, мир повидал, на людей посмотрел да и себя показал… Так что очаровывайте, батюшка, примитивов!

Моресьев одно время тоже уходил в себя. Этому парню здорово не повезло. В бою с японцами был сбит, не дотянул до своего аэродрома и рухнул в заснеженную тайгу. Хе-112 — очень хороший самолет, но, к сожалению, он не может защитить своего пилота от удара о верхушки деревьев. И все же быстрокрылая птичка сделала все, что смогла. При ударе пилота вышвырнуло из кабины, и ударило об дерево. Алексей Моресьев пришел в себя со сломанными ногами. Рядом догорал его истребитель. Полдня поручик ждал, что его будут искать, но, видимо, те, кто видел падение самолета и последовавшие за ним взрыв и пожар, решили, что Алексей погиб. А он выжил и девять дней полз с раздробленными, обмороженными ногами. Когда его подобрал казачий патруль, он уже плохо помнил, кто он такой, но точно знал, что аэродром находится на северо-северо-западе.

Его доставили в госпиталь обеспамятевшего от боли и голода, но страстно желающего снова вернуться в строй и расквитаться с тем, кто его сбил. Правда, сперва, после ампутации ступней обеих ног, он всерьез собирался покончить с собой. Но о. Павел где-то добыл газетную статью о поручике Карповиче, лишившемся во время Первой войны ноги и все равно вернувшемся в строй. Он подсунул Алексею эту статью, и теперь наш Моресьев одержим идеей вернуться в свой полк и снова летать, не взирая на отсутствие ног.

Ничего не могу сказать: тут о. Павел на высоте. Молодец, парня, считай, с того света вытянул. А что касается меня, то я кончать с собой не собираюсь. Я не забеременевшая гимназистка! Сейчас меня волнует только одно: хоть бы с Японией и «доброй, старой Англией» не успели закончить до того, как я выйду из госпиталя. Я очень хочу поквитаться с гордыми самураями и спесивыми джентльменами. Вы сделали из меня чудовище, господа? Ну, я вам тоже устрою козью морду!..

… — Соратник, — голос отца Павла отрывает меня от размышлений, — соратник, будьте так добры, посмотрите, в прессе сегодня есть что-нибудь интересное? Глаза что-то устали…

— Давайте, батюшка, взгляну.

— Ну-с, посмотрим. Почитаем, полюбопытствуем… «Министр по делам национальностей И. В. Джугашвили отметил, что еще слабо ведется работа с родственными народами Кавказа…». «…Министр военной промышленности Л. П. Берия указал на недопустимость срыва Госзаказа и отметил, что руководителям предприятий надо шире перенимать опыт ударников труда, таких как Стаханов, Верещагин, Ялтыс-нойон…». Так-с, а тут что? «…С большим воодушевлением встретили кадеты прибытие Первого секретаря Всероссийского Корниловского Союза Молодежи Константина Родзаевского, обратившегося к собранию с краткой речью. В своем выступлении соратник Родзаевский подчеркнул…», — ну, это не интересно. Вот: «Войска Кавказского фронта прорвали турецкие позиции под Трабзоном, и к полудню 13-ого февраля полностью овладели городом». Вот это — важно. Еще что-нибудь? А, это — ерунда: «Указ Народного Веча России. За выдающиеся заслуги в борьбе с врагами Отечества и проявленные при этом мужество и героизм присвоить подполковнику Соколову…» ЧТО?!! «…присвоить подполковнику Соколову В. Л. звание Героя России и наградить Орденом Святого Георгия Победоносца 3-й степени…»

— Что там, сыне, что интересного пишут?