Валерий Большаков - Меченосец

До Сухова долетел обрывок разговора, и он прислушался. Эпарх Константинополя тихонько делился с великим логофетом:

– ...Тюрьма в Октогоне обезлюдела. Собаки перебиты, тюремщики перерезаны...

– Бунт? – нахмурился великий логофет. – Побег?

– Ни то, ни другое. Логофет претория [59]докладывает, что все узники на месте. Тюремщики заколоты прямо во дворе, там же стояли кувшины с недопитым вином...

– Пьяная драка? – просветлел великий логофет.

– Это вряд ли. Собак постреляли из луков, со стены. Получается, что кто-то проник в Октогон и расправился с тюремщиками...

– Нет-нет, – замотал головой великий логофет. – Случилась пьяная драка. Ведь это доказано? – Он посмотрел в глаза эпарху с настоянием.

– Ну, разумеется, – понятливо усмехнулся эпарх. – Чего только не бывает от винных паров, а эти тюремщики пили, как варвары, не мешая крепкое хиосское с водой, и меры не знали...

– Вот и результат, – подвел черту великий логофет.

– Есть вести куда более тревожные, – понизил голос эпарх. – Кто-то из твоих приближенных, сиятельный, мутит «Зеленых»...

Великий логофет не побледнел даже, а посерел. – Этого... быть не может... – еле выговорил он.

– Еще как может... – притворно вздохнул эпарх. – Мои люди схватили двоих, и у обоих дома обнаружились целые арсеналы. А кроме оружия – чистые листы пергамена с готовыми свинцовыми печатями от твоего ведомства, сиятельный...

– Ты же не думаешь... – прохрипел великий логофет.

– Как можно, сиятельный, – тонко улыбнулся эпарх. – Но кто мог иметь доступ?

– Не время говорить... – слабым голосом сказал логофет.

– Боюсь, как бы не было поздно...

– Все так серьезно? Тогда... Тогда это либо Ираклий Кириот, патрикий, либо Евсевий Вотаниат, магистр... Кто-то из них, больше некому...

«Ага... – подумал Олег, напряженно разбирая слова, произнесенные тихими, задавленными голосами. – Я еще и в какую-то интригу вляпался, оказывается! Чем дальше, тем интересней...»

Тут гул толпы перешел в рев – базилевс дал знак особому сановнику, и тот обронил на арену платок. Игрища начались.

Взревели трубы, перекрывая людской гомон, распахнулись ворота, и на арену, покрытую благовонной пылью, выехали колесницы, отделанные золотом, сбруя коней, запряженных четверками, просто искрилась и переливалась драгоценными каменьями.

Возницы и сами выглядели по-царски. Разодетые в пух и прах, увешанные блестящими цацками, они гордо стояли на колесницах, правя упряжками. Вдобавок ко всему, на колесницах тряслись и качались арочки и столбики, плетенные из лозы и еле удерживающие пухлые гирлянды цветов, охапки цветов, целые цветочные копны.

– Василий Агарянин! – узнал своего любимца сын базилевса Христофор.

– А вон Бешеный Али! – воскликнул Стефан.

Трибуны ревели и стонали, приветствуя своих. Различались возницы по цвету плащей. Выступали венеты, или «Голубые», прасины звались «Зелеными», руссии числились в «Красных», а левки были «Белыми». Цвета сохранились со времен Рима, и у каждого находились свои сторонники-фанаты. Это были спортивные партии, за каждой из них стояли десятки тысяч болельщиков, которые легко превращались в сторонников того или иного политика, бунтовщика или царедворца – неважно. Разгул страстей на Ипподроме легко мог захлестнуть улицы Столицы Мира и даже восколебать трон. Вот и мутит кто-то «Зеленых»... Беспорядки готовит? И зачем? И кто? Неужто Евсевий под базилевса копает? Интересно, какая у него может быть цель? Нет-нет, сам он фигура мелкая, кто-то неизвестный стоит за ним, добиваясь своих целей... Каких? Государственного переворота? Тогда, скорей всего, во главе заговора или Христофор, или Стефан. Дескать, засиделся папочка, пора и нам порулить... Константин в заговорщики не годится – это интеллектуал, не способный устроить резню ради воцарения. С другой стороны... Да кто вообще сказал, что существует заговор?! Может, и Евсевий тут совершенно ни при чем? Бог весть...

Все это время Сухов стоял возле колонны с угла императорской ложи и делил свое внимание между кафизмой и ареной, рассуждая как телохранитель. Пройти в ложу императора с трибун было нельзя – две крутые лестницы по бокам кафизмы имелись, но двери были закрыты наглухо. И какие двери – их только тараном взломаешь! А иных подходов и не было – кафизма являлась как бы бастионом Палатия, выдвинутым к арене. Разве что меткий лучник мог засесть на верхней галерее Ипподрома и оттуда выцелить самодержца...

Олег внимательно оглядел колоннаду, венчавшую амфитеатр. Меж колонн белели фигуры, но не живые – это стояли прекрасные статуи, свезенные в Константинополь отовсюду – из Рима, из Александрии Египетской, из Антиохии, Коринфа, Афин, Пергама...

– Тебе нравятся конные состязания, варанг? – неожиданно обратился к Сухову Константин Багрянородный и улыбнулся. – Я перехватил твой внимательный взгляд и понял, что тебе понятна наша речь...

– Понятна, величественный, – поклонился Олег, не зная, как ему выкрутиться, и сказал: – Я должен быть внимательным, чтобы первым заметить опасность и вовремя отреагировать на нее... Мне за это деньги платят.

Однако этот пассаж, должный продемонстрировать грубую приземленность варвара, дабы отпугнуть тонко организованного Константина, не сработал. Багрянородный усмехнулся только.

– Так как тебе все это великолепие? – кивнул он на трибуны.

– Денег сюда вбухано немерено, – протянул Олег. – Раньше тут гладиаторы рубились-кололись, нынче возницы катаются наперегонки. Каждому свое...

Константин засмеялся, но его смех совершенно поглотила буря криков с трибун – начались ристания.

Колесницы рванули с места, с прочерченной белой линии, и понеслись, обгоняя друг друга, рассыпая цветы. Вперед сразу вырвались «Зеленые» и «Голубые», руссии с левками начали отставать – возницы изо всех сил погоняли лошадей, но все было бесполезно. А потом две отстававшие колесницы столкнулись. Детали крушения были плохо различимы – взметнулось облако пыли, замелькали колеса, ноги, гривы, махнул красный плащ, покрывая белый... И пара коней в оборванной упряжи похромала в сторону.

Служители тут же ринулись на арену, растаскивая обломки. Одну из колесниц, почти целую, только с одним колесом, откатили прочь, увели лошадей, а возницу в белом плаще унесли в Ворота мертвых...

Шум на трибунах нарастал, сопровождая мчащиеся колесницы. В отрыв ушли двое «Зеленых» и пара из лагеря «Голубых». Еще один «Зеленый» мчался позади фаворитов, но обгоняя «Красных» с «Белыми».

Он ничем не привлекал к себе внимания, кроме того, что не погонял лошадей. У него вообще не было кнута в руках. Четверка, запряженная в его колесницу, была отменной – кони каппадокийской породы бежали ровно, не напрягаясь, и вполне могли потягаться с теми, что ушли вперед.