Сергей Синякин - Владычица морей (сборник)

Упряжка была запряжена цугом, и двенадцать лошадей бодро тащили длинную телегу с громоздким сооружением, напоминающим гигантскую бочку. Точнее ничего нельзя было сказать, повозка закутана в холста и для вящей крепости затянута крепкими пеньковыми канатами да ремнями. Преображенцы, выслав вперед авангард, ехали вольно, смеясь и переговариваясь меж собою.

Мягков с поручиком Бровкиным ехали впереди, Суровикин и Раилов держались вслед за упряжкой. За ними пылили две кареты, в одной из них дремал целыми днями тектон Курила Артамонов с тремя Гаврилами, во второй ехали навстречу судьбе два Николая и Григорий. Ничего удивительного в том не было. Один сызмальства на лошадях умеет ездить, другой с малолетства сети вязать учится да на шкунах грести. «Edem das seine», — сказал бы оставшийся в Петербурге капитан Бреннеманн. И тут он, пожалуй, весьма прав был бы.

Первое время капитан-лейтенант Мягков удивлялся все нелюбопытное охраны. В какую даль что-то везут, а никто и попытки не сделал под холсты заглянуть. Иван Николаевич поначалу приписывал все дисциплинированности преображенцев, не зря же в оном полку сам государь в полковниках ходит. Однако поручик Бровкин его в том неожиданно разубедил.

— Ленивы и нелюбопытны твои ребятушки, — подначил капитан-лейтенант поручика. — Как всякие скифы. Чудо инженерной мысли везем, а никто и желания не изъявил хоть глазком единым на нее взглянуть.

— Это на подводку-то? — с небрежительной ленивостью поинтересовался Бровкин. — А на что она им?

Вот те на! Берегли секрет подводки, как высший государственный, а про сие чудо морское простому солдату ведомо. Капитан-лейтенант Мягков почувствовал себя уязвленным, но кричать о государевом деле, а тем более дознание учинять не стал. Знают, и ладушки! Кому какое дело до того. Пусть знают, лишь бы язык за зубами держали. А эти, по всему было видно, не из разговорчивых. Поскрипывала огромная повозка, сопели лошади, плыли навстречу города и селения, холмы перемежались равнинами, а равнины лесами, вот уже говор людской меняться стал, белоросом акающим запахло, тут и Преображенцы подтянулись, ленивость их словно волной смыло, а караулы стали не в пример бдительнее. Однажды даже подвыпившего Григория Суровикина вдосталь в пыли изваляли, когда поздней ночью вернулся тот хмельной и счастливо усталый от ветреной вдовушки, кормившей и поившей их на постоялом дворе.

Слава Богу, неприятеля поблизости не было, а разбойный люд в здешних местах не настолько оголодал, чтобы на роту солдат с кистенями да кремневыми ружьями кидаться. Правда, хаживали сюда иной раз и отчаянные запорожцы, но ныне было тихо — некого за чуприну потаскать.

Курила Фадеевич, рассупонясь, поглаживал бороду и делился с Мягковым да Раиловым замыслом своим.

Пребывая в Северной Пальмире, присутствовал он как-то на произведенном в честь прибытия государя фейерверке. Специальные люди пускали в небо шутихи разно цветные да ракеты, а Куриле Артамонову, что за слаженными действиями сих мастеров наблюдал, пришла в голову мысль неожиданная: а нельзя ли оные ракеты для нужд подводного судна приспособить?

— Ну, ты махнул, Курила Фадеевич! — засмеялся Мяг? ков. — Да на кой нам эти самые фейерверки надобны? Подводную мглу рассветлять? В шутиху сыну моему только играть!

В феврале, как и мыслилось, стал капитан-лейтенант

Мягков счастливым отцом. Правда, брат Яков не слишком от него отстал, аккурат через недельку и у скрытного Раилова с разлюбезной его сердцу Варварой Леопольдовной дочь родилась, вся красотою в маменьку — княжна персица, не девка!

— Ты, Иван Николаевич, и над моею миной самодвижущейся посмеивался! — сердито затряс бородою старый тектон. — А теперь вот в оной мине пользу великую видишь, понимаешь, что с нею легче шведские баркентины да корветы на дно морское пускать!

— Так то мина, а это шутихи огненные, — не уступал Мягков.

— А вот гляди! — Курила Артамонов расстелил на стойле лист бумаги, очинил перышко и ткнул им в бронзовую чернильницу.

На листе бумажном появился ловко вычерченный твердою и искусной рукой образ подводки.

— Здесь вот, здесь и здесь сверлим дыры подходящие и спускаем в них бронзовые мортирочки тонкостенные. В них закладываем ракету, да не бумажную, как при фейерверке, а на манер мины самодвижущейся, только вместо закрутки в оной ставим заряд пороховой. Сгорая, заряд сей уносит ракету на немыслимую высоту, и оттуда она падает на головы неприятеля и взрывается, причиняя тому немалый урон.

— Курила Фадеич! — не утерпел и Яков Раилов. — С какого года в Москве ракетная лаборатория сделана, какие умы там работают, а до сего не додумались!

Московская ракетная лаборатория, где ракеты производились и велись изыскания для улучшения конструкций этих ракет, существовала с 1680 года. В наблюдении за фейерверками государь отметил, что от оных изрядно светлеет в позднее время, и распорядился использовать ракеты для сигнализации и освещения местности во время боя. Далее, правда, дело не пошло, но пытливый тектон и в сем светлом занятии углядел государственную пользу.

— А ты гляди, Яков Николаевич, — настаивал он. — Здесь заряд пороховой, разгонный, здесь камеру оставляем, а в ней фитиль для воспламенения подрывного заряду… Полетит как миленькая, полетит!

А путешествие наших героев меж тем продолжалось.

В Смоленск заходить не стали. С эдаким грузом только по городу и разъезжать! Бровкин послал в город продовольственную команду. Губернатор был уведомлен о преображенцах и скупости не выказывал. Себе дороже на защитниках отечества экономить, да еще на любимцах государевых с полка Преображенского!

Близилось Дубровино, Днепр понемногу ширился, и вскоре уже можно было спускать судно на воду. Занятие не из легких, но для русского солдата невозможного нет. По указанию Курилы Артамонова из заготовленных загодя лесов поставлены были стапели, и прямо с повозки под бодрые крики подводку спустили в реку. Усталые лошади с неодобрением наблюдали за действиями людей — мало что их измучили, еще и сами из сил выбиваются!

Поручик Алексей Бровкин обнялся с Раиловым и Мягковым, расцеловался с приглянувшимся ему мичманом Су-ровикиным, уважительно пожал мозолистые лапы гребцам.

— С Богом, робяты, — сказал он. — Дай вам Бог чистой воды!

— Может, свидимся когда, — неопределенно сказал Мягков, прислушиваясь к стуку топоров на реке. Имеющие мастеровые навыки преображенцы, следуя указаниям Артамонова, машкеровали полупогруженную подводку, делая из нее торговый шлюп, более привычный в здешних местах.