Иван Кузмичев - Поступь Империи. Право выбора.

В целом же получалось такая картина: в конце 17 века, когда умер умственно и физически больной король Испании, Карл II началась борьба за престол огромной Испанской империи, включающей в себя владения в Италии, Америке, Испанских Нидерландах и Люксембург. Основными претендентами оказались, как мне уже было раньше известно, французские Бурбоны и австрийские Габсбурги, причем эти обе королевские семьи были тесно связаны с последним испанским королем.

Самым прямым и легитимным наследником Испанской империи был Людовик великий Дофин, единственный законный сын французского короля Людовика XIV и испанской принцессы Марии Терезии, старшей единокровной сестры Карла II. Кроме того, как объяснил мне хитросплетение при европейских дворах Алехандро, сам Людовик XIV был двоюродным братом своей жены и короля Карла II, поскольку его матерью была испанская принцесса Анна Австрийская, сестра испанского короля Филиппа IV, отца Карла II.

Сам же Дофин, будучи первым наследником французского престола, стоял перед трудным выбором: если бы он унаследовал французское и испанское королевства, то ему пришлось бы контролировать огромную империю, угрожавшую балансу сил в Европе. К тому же Анна и Мария Терезия отказались после замужества от своих прав на испанское наследство. В последнем случае отказ не вступил силу, поскольку он был условием уплаты Испанией приданого инфанты, которое так и не получила французская корона. Ну а так как Франция на тот момент была сильнейшей страной в мире, то под влиянием Короля-Солнца на трон Испании сел герцог Анжуйский, при этом, не отказавшись при короновании от прав на французский престол и владений в Нидерландах. Вследствие чего Габсбурги объявили войну Испании.

После рассказа я помню, долго не мог понять, при чем здесь тогда Англия и Голландская республика, естественно об этом я и поинтересовался у Алехандро, столь хорошо осведомленном о делах происходящих в Европе. По видимому дворяне испанской короны были тесно связаны со всеми нитями королевского дома, раз даже «отшельник» на Сицилии знает столь хорошо ситуацию почти десятилетней давности. Либо… хм лучше не думать, что есть какая-то иная причина знаний графа Гомеза, пусть оная будет его личным секретом.

-Все верно, тогда Англия и Голландия не вступили в войну, но уже через год, когда Людовик XIV начал править и самой Испанией от лица нашего короля, отрезав тем самым торговые пути Англии и Голландии с Испанией, только тогда эти две страны объявили нам войну. Тогда же Франция вступила с нами в союз, вместе с Португалией, Баварией, Савойей и Кёльном,– вздохнул Алехандро немного грустно.– В первые же годы моя страна потерпела столько поражений, сколько не было за десятилетия до этого. Даже бывшие владения Арагона восстали против нас.

-Но еще не все потеряно, союзники выдохлись, ты же сам говорил об этом!– удивился я как можно убедительней, прекрасно осознавая, что горькая правда не нужна графу. Все же есть истины, знание которых действительно равносильно яду, день за днем убивающему своего носителя.

-Даже я. Двадцати двух летний мужчина, граф Пилар-Гомез понимаю, что война нами почти проиграна,– смотря куда-то в даль, качнув головой, сказал Алехандро.– но это не значит, что мы опустим руки и перестанем сражаться! Нет, мы покажем им, как сражаются и умирают настоящие сеньоры!

Сбросив нахлынувшие тоску и печаль, капитан Мессинского гарнизона яростно стеганул кулаком воздух перед собой. Решив больше не затрагивать больную для графа Гомеза тему, я постепенно перевел разговор в сторону, затронув историю самого графского рода Алехандро. Его истоков, подвигов, жизненных ценностей… всего того, что заставляет потомков с тревогой в сердце вспоминать былое, счастливо смеяться, думая о былых победах и ронять скупые слезы, глядя на портреты былых героев своей семьи!

Увы, но в тот день услышать рассказ о семье Алехандро мне так и не удалось, за разговором день прошел столь быстро, что наша кавалькада, с одной единственной каретой, в которой были сложены все ценности посольства, под постоянным надзором пары гвардейцев, миновав предместья Сарагосы, оказалась возле небольшого придорожного трактирчика. И как перевел граф Гомез название оного заведения было ему под стать «Маленький кабанчик». Вывеска же отсутствовала, по-видимому, затерявшись где-то по дороге к сему месту постоянного обитания.

Радуясь, что дневное путешествие, наконец, закончилось, я первым делом приказал приготовить ванну, естественно под бдительным присмотром Никифора. Пока вся наша компания готовилась к вечерней трапезе, в верхней комнате трое не дюжих слуги ставили большую чугунную ванну, рядом с ними застыли пара служанок, держа наготове горячие кувшины с кипятком, выпускающим пар под темный потолок трактира. Только все вышли, отправленный моими камердинером за порог сразу же как ванна была наполнена, как я сразу же с чистой совестью, в предвкушении блаженной неги опустился в горячую ванну, чувствуя как по телу разливается ощущение чистоты и свежести, заставляя щуриться от удовольствия.

Все-таки это можно сказать единственный раз, за последнюю неделю, когда наше посольство отдыхает подобным образом, в большей части приходилось заночевать на природе, благо, что погода позволяла, да и время честно признаюсь, поджимало. Мне хочется как можно скорее уладить все дела в Европе, дабы отправиться назад в Россию приглядывать за собственным твореньем и государем-батюшкой, которому только предстоит совершить главную ошибку его царствования. Про которую стоит с ним как можно скорее поговорить, не на прямую конечно, но все же времени конечно еще вдосталь, но готовить разум царя стоит как можно скорей, а то валашские и молдавские послы сумеют смутить разум Петра в большей степени пустыми обещаниями.

Незаметно для себя расслабившись, погружаюсь в сладостные объятия царства Морфия, так и не успев вылезти из ванны, сделанной чуть ли не специально для чудесного времяпрепровождения в ней. Так уж получилось, что разбудил меня не холод остывшей воды, а тихий голос Никифора спорящий с кем-то возле порога.

-Что случилось?– плеснув в лицо немного воды, спрашиваю стоящих возле двери людей.

-Господин, ужин подан, все ждут только вас,– виновато ответил камердинер.

-Кажется, я говорил, что в походах и прочих подобных поездках все первостатейные нужды решаются без моего участия. Или Никифор мне вам теперь и разрешение в нужник давать необходимо?– спросил слегка раздраженно своего незаменимого слугу.

-Никоим образом господин,– чуть-чуть дрогнул голос камердинера.

«Обиделся, блин, действительно резко я начал, с чего бы это?– мелькнула удивленная мысль на грани сознания».