Иван Коваль - Тысячелетие МашыаХХХа

Мы делаем максимально быстрый разворот и летим обратно. К Земле. К родной голубой планете, где, как оказалось, живет не такое уж и разумное население. К Земле, которая ждет нашей помощи. Где тоже придется делать такой же первый шаг. Первый шаг на планету Земля из Космоса после Катастрофы. Глобальной Катастрофы. И – работать, работать и работать, не покладая рук. Чтобы восстановить цивилизацию и не потерять разум на Земле. Земля – в коме. Но кома ее – живет.

Зафод сделал над собой определенные усилия и заставил себя уснуть. Раздумий было много, но режим он обязан был соблюдать. И поддерживать дисциплину на корабле. Катастрофы катастрофами, но нужно было жить, помогать жить другим и выживать всем.

"Да, полягут миллионы", – спокойно думал Евгений Липкович, пережевывая изумительно приготовленное кошерное мясо, прямо таки тающее во рту. И мысли о миллионах трупов были ему даже приятны в это время. – "Ведь это будут трупы наших врагов. В худшем случае – американцев. Мы будем руководить, а не умирать. У нас еще слишком много дел впереди".

Липкович оставил на столе крупную денежную купюру, стоимость которой раза в три превышала стоимость этого очень дорогущего обеда, и ушел в соседний кабинет немного отдохнуть после трапезы. Он любил, вопреки нынешней общей привычке, расплачиваться наличными. При использовании всех этих магнитных карточек не было того шика, что при использовании наличных купюр. Не везде, конечно, потому что возиться с наличными в других заведениях ему тоже было неинтересно. Но вот здесь, в любимом ресторане, он любил похрустеть свеженькими, только что напечатанными денежными знаками. Точно так же, как покрасоваться иногда перед здешними посетителями в своих баснословно дорогих костюмах да продемонстрировать свои роскошные бриллианты.

"Деньги", – с удовлетворением думал Липкович о них, как думают о хорошо проведенной работе или операции. – "Вот чего нам всегда хватало, так это такой разноцветной резаной бумаги"! – Липкович с наслаждением вспомнил рассказ своего знакомого американского еврея, крупного финансового воротилы, работавшего как раз в американском казначействе и тамошнем министерстве финансов. Липкович называл его про себя Дурнем, потому что он был ему страшно неприятен, абсолютно туп и жаден просто до неприличия. И чем больше у него было этой резаной бумаги, тем больше он был жаден.

"Америка. Ты в Америке никогда не был? Представь себе невзрачный одноэтажный домик. А вокруг него – сотни миллионов людей. У этих сотен миллионов людей отобрали все древние изначальные моральные устои, все их национальные, философские и религиозные основы, понятия о человеческой чести, совести, доброте и благородстве. Словом, отобрали всё то, что отличало человека от дикого зверя. И заменили всё это религией денег. Религией разноцветной резаной бумаги. Религией грязных разноцветных фантиков. И вдолбили им в голову, что деньги, деньги и только деньги являются и целью человеческой жизни, и смыслом человеческого существования, и основой земной цивилизации. И выше цели приобретения большого количества этой резаной бумаги является только цель приобретения еще большего количества этой резаной бумаги. И смыслом существования человеческого индивидуума является исключительно погоня за этими фантиками – бумажками – деньгами, накопление этих фантиков и стремление к тому, чтобы у человека было этих фантиков намного больше, чем у его соседей. И для этого необходимо, якобы, свои фантики никому не отдавать, накапливать их максимально, одновременно пытаясь отобрать эти фантики у всех иных людей, не брезгуя при этом никакими методами, и отбрасывая все светлые человеческие чувства, которые когда-то были у этих людей. И чем меньше у людей оставалось этих прежних, светлых чувств и качеств, и чем больше они усиливали свои темные и мерзкие чувства, тем больше возможностей у них появлялось для победы в гонке за большим количеством разноцветной резаной бумаги. А чем больше они накапливали этой самой резаной бумаги, тем Всеобщее Счастье казалось им всё ближе и ближе. И сотни миллионов людей со всевозрастающей скоростью бежали вокруг этого самого невзрачного одноэтажного домика, двадцать четыре часа в сутки, вырывая друг у друга эту самую резаную бумагу, оплевывая друг друга, убивая друг друга, обманывая и презирая друг друга. И мечтая почти о невозможном – приблизиться поближе к самому Денежному Божеству или даже самим стать этим самым Денежным Божеством хотя бы на мгновение.

А в это самое время в невзрачном, некрашеном, облупленном одноэтажном здании, вокруг которого и бегают все эти обезумевшие толпы народа, сидят несколько десятков нас, евреев, которые – что? Правильно. Которые и занимаются печатанием этой самой разноцветной резаной бумаги. Сидят они там не спеша, ибо им-то спешить никуда и не нужно. Ибо именно они и являются этими самыми Денежными Божествами. Ибо им совсем не нужно грызть горло друг дружке ради выгрызания у соседа еще нескольких вожделенных грязных разноцветных бумажных огрызков. Потому как себе они всегда могут напечатать этой самой резаной бумаги сколько угодно. И у них есть время и Талмуд полистать, и подумать о настоящем смысле жизни, и помечтать о собственном настоящем еврейском Счастье. И статеечку написать в газетку о мерзком антисемитизме и проклятых антисемитах среди этой безумно несущейся вокруг домика толпы, которых всё никак не становится меньше, сколько их не отстреливай. И по телевидению выступить, с призывами ежедневно увеличивать свою безумную любовь к увеличению количества разноцветной резаной бумаги у каждого индивидуума ради достижения всеобщего Счастья и познания смысла жизни. И помечтать о тех скорых временах, когда полубезумные народы станут не виртуальными рабами их, Денежных Божеств, а реальными, и станет реальностью древнее пророчество о том, что все земные народы, страны и цивилизации будут рабами иудеев, а иудеи в свою очередь будут управлять всем миром. А теперь просто задай себе короткий вопрос: "Кто мог бы выйти победителем в этой безумной гонке"? В этом вечном соревновании, искусно организованном нами, мировым еврейством? Те сотни миллионов обманутых ложным счастьем и ложным смыслом жизни людей, которых уже трудно назвать людьми, а легче назвать – двуногими, безмозглыми существами, которые уничтожают и ненавидят друг друга ради обладания разноцветной резаной бумагой? Или всё-таки – мы? Те, которые печатали эту самую разноцветную резаную бумагу в неограниченных количествах? По-моему, ответ очевиден. И задавать нужно себе еще один вопрос. Может всё-таки наш смысл, смысл настоящей человеческой жизни и еврейского существования заключается не в коллекционировании разноцветной резаной бумаги? Может смысл жизни каждого еврея в целом – в чем-то ином?"