Олег Аксеничев - Шеломянь

Появление Владимира Галицкого было сюрпризом для князя Игоря, и он забеспокоился, не произошло ли за время его отсутствия что-либо непредвиденное.

Княжич подъехал на расстояние броска сулицы и проговорил, одновременно кланяясь приближавшимся высоким гостям:

– Здрав будь, князь Игорь Святославич! Привет и тебе, грозный хан Кончак!

Хан Кончак сейчас вовсе не был грозным, поскольку притомился после дневного конного перехода по раскисшей земле, да и думалось ему все это время не о делах бранных, а, что объяснимо, о свадебных торжествах. Тем не менее хан не утратил наблюдательности и отметил про себя необычный выговор княжича, отличавшийся от южнорусского говора большим почтением к шипящим, что, вполне возможно, происходило от близости Галиции к польским и угорским землям.

Заметил Кончак также и то, что ему княжич не пожелал здравия. Случайно ли, или…

Впрочем, пока это должно остаться только на уровне предположений. Не призывает смерти, и на том ему спасибо!

Между тем Владимир продолжал говорить:

– Князь путивльский и княгиня не осмелились нарушить приказа и остались в стенах детинца. Но и не оказать должного почета гостям и сватам и не встретить вас до городских стен они тоже не могли. Вот я и вызвался помочь в решении этих трудностей. – Владимир показал в улыбке пожелтевшие зубы. – Я-то киевским шпионам неинтересен, а галицким сюда путь закрыт…

– За уважение спасибо тебе, Владимир Ярославич, – ответил князь Игорь.

И услышал в ответ:

– Не благодари, брат! За то, что осмелился дать мне приют, до конца жизни молиться буду! Всем богам помолюсь, и русским, и степным, и Христу со святыми поклоны положу!..

– Не много ли будет? – заулыбался и Игорь.

– Да как бы не мало… Знать бы, слышны ли будут те молитвы, востребованы ли жертвы?

– Мы, половцы, – вмешался в разговор Кончак, – считаем, что Тэнгри-Небо вездесущ и всеведущ, и он знает о каждом слове и деле, которые совершаются под ним. Бог отличит праведную жертву и честную молитву и откликнется на них! Тем он, в конце концов, и отличается от нас, смертных и ошибающихся…

– Всегда ли Бог справедлив? – с горечью спросил Владимир Ярославич и не дождался ответа.

А до Путивля было уже рукой подать! Посеревшие за зиму стены подслеповато всматривались прорезями бойниц в цепочку всадников, неспешно подтягивавшихся к приворотной башне детинца. Ох, непростые гости пожаловали, красные княжеские плащи и золоченый ханский пластинчатый доспех ни с чем не спутаешь! Да и не так часто по поскрипывающим доскам башенного настила пристукивают в нетерпении две пары червленых сапог – побольше, князя, и поменьше, мачехи-княгини.

Повинуясь движению руки Владимира Путивльского, стражники вынули из смазанных свиным жиром железных скоб тяжелые засовы, и ворота города распахнулись, оглашая узкие окрестные улочки надсадным скрипом перекосившихся за время таяния снега петель.

Вскоре показался деревянный княжеский терем, радовавший глаз свежими красками, обновленными в последние дни специально под приезд сватов. Алые брусья парадного крыльца походили на женские губы, приветственно улыбающиеся мужчине, уже чувствовавшему их вкус. Оконные наличники, выкрашенные зеленым, напоминали малахитовые тени, которыми модница умышленно подвела стыдливо опущенные или, наоборот, скрывающие нескромные желания глаза.

Терем ждал свадьбы и томился не меньше жениха.

У крыльца Владимир Ярославич оставил коня и простился.

– Сватовство – дело интимное, не мне нарушать беседу! На свадьбу-то пригласишь, хан?

– Приглашу, – ответил Кончак, пытаясь разобраться в интонации собеседника.

– А я откажусь, – сообщил Владимир. – Зачем тебе еще один враг, хан? Ярослав Осмомысл враг любому, кто протянет руку его сыну и законному наследнику!

Владимир говорил это Кончаку, но хан был готов поклясться, что слова относились больше к Игорю, чем к нему.

На красном крыльце в то самое мгновение, когда галицкий княжич пешим скрылся в переплетении окрестных улочек, появились Владимир Путивльский и княгиня Ефросинья Ярославна. На вышитом рушнике князь Владимир держал ржаной каравай, а Ярославна словно грела в ладонях искусно расписанную деревянную солонку.

Игорь Святославич и хан Кончак отломили по куску хлеба, густо посолили и поднесли своим коням. Уставшие за день жеребцы с благодарностью приняли угощение, и это был добрый знак. Считалось, что чутье зверя способно лучше человеческих чувств различить истинные намерения хозяев.

В доме врага конь есть не будет.

По крайней мере, так говорят.

Оставим на этом сватов. Пускай они без лишних глаз и ушей договариваются о деталях свадебного обряда, а нас ждет иной персонаж – Владимир Ярославич.

Путь его лежал за стены детинца, в раскинувшийся ниже посад, сползший к самому берегу Сейма и маленькой, но неугомонной, нравом в городских жителей, речки Путивльки. Именно там, у столь нужной им воды, стояли кузницы, отмечая свое присутствие чадящими дымными столбами, тянущимися вверх от кургузых труб плавильных печей.

Казалось, что копоть покрывала здесь все: дома, мастерские, склады, покосившийся и давно требующий ремонта частокол на невысоком земляном валу.

Но свежее девичье лицо, выглянувшее в смотровое окошко в ответ на стук в ворота, сразу убеждало, что не все так плохо в кузнечной стороне посада. Где только не уживаются красота и юность!

– Заходи, княжич! – сказала девушка, нисколько не удивившись позднему гостю. Видимо, посещение было оговорено заранее. – Отец сейчас выйдет.

Открывшаяся дверь кузницы отбросила багровый отблеск на потемневшую в вечерних сумерках землю у ворот. Владимир Ярославич переступил порог и оказался лицом к лицу с хозяином дома и мастерской.

Ворота за княжичем закрылись, и железный крюк надежно закрепил их створки.

Кузнец был невысок и кряжист. Окладистая черная борода падала давно не расчесанными кольцами на кожаный фартук, из-под которого виднелась рубаха из грубого полотна. Могучие ноги в широких полосатых штанах прочно упирались в землю, защищенные потертыми башмаками на толстой подошве, необходимой в кузнице, где на полу могли оказаться и куски железа с острыми краями, и выкатившиеся из горна раскаленные угли.

Глаза кузнеца смотрели на Владимира Ярославича настороженно.

– Все же пришел, княжич, – в голосе кузнеца слышалось неодобрение. – Прости, но я по-прежнему сомневаюсь, понимаешь ли ты, о чем просишь.

– Я все понимаю. И не отступлюсь. Ты обещал помочь мне, кузнец Кий!

– Раз обещал, значит, помогу. Но долг мой – еще раз предупредить, что путь, который ты избрал, опасен.

– Я воевал, и смерть не пугает меня.