Сергей Щепетов - Последний мятеж

– Ясное дело: если хоть десяток клином встанет, они сквозь любую толпу, как горячий нож сквозь масло. Только для этого надо суметь построиться, надо, чтоб было кому скомандовать.

– Да-а-а… А еще говорят, что пехотинец бессмертен!

– Это старая шутка. Ее варвары на северной границе придумали. Они-то, как воевать соберутся, расфуфыриваются друг перед другом, чтобы, значит, не спутать, кто какой подвиг совершит. А наши прут на них строем – все на одно лицо! У всех все одинаковое – и амуниция и оружие. Ну какой дикарь, с пером в заднице, солдатика завалит и начинает петь победную песню. А чего петь-то, если на его месте уже другой стоит? Точно такой же!

– Слышал я эти сказки! Говорили даже, что как-то раз какие-то батты или хатты целую сотню вырезали. А на другой день на них из лагеря выходит точно такая же. Так они обделались со страху и разбежались – решили, что это мертвые восстали!

– Ну, с иревами этот номер уже не пройдет. Раз они нашей крови попробовали…

– Так они ее давно пробуют, сволочи! В ту войну, говорят, наших тысячами валили!

– Насчет тысяч не знаю, но две пехотных сотни они сегодня в грязь втоптали. И без всякого оружия!

– Если бы только пехота… Ты видел, как погиб наш сотник? Мы гнали по улице каких-то баб, а из калитки мужик выскакивает с вилами. На длиннющей рукоятке. Он эту рукоятку в землю воткнул и ногой придавил, а сами вилы… Близко уже было – первому не остановиться… Я-то вторым шел… Ну, гады!

– Остынь! Они нам за все заплатят!

– Я их, наверное, десятка два покрошил, а они все…

– Тихо!! Стой! Стой, тебе говорят!!

Всадники остановились и, привстав на стременах, стали всматриваться в густеющие сумерки. По дороге, зажатой скалами, им навстречу двигалась темная масса. Отдельных людей различить было нельзя, но ветер нес навстречу мерные выдохи: МАА… СЭЭ… АХХ…

Командир длинно выругался. Помощник хлюпнул разбитым носом:

– Похоже, помощь уже идет. Но не нам.

Женька подпрыгнул и, ухватившись руками, повис на ограде. Забор был каменным, капитальным и старинным. Старинным настолько, что для ног даже нашлась какая-то опора, позволившая слегка разгрузить руки. Парень довольно усмехнулся и стал потихоньку подтягиваться, склонив голову набок. В конце концов его левый глаз оказался чуть выше кромки стены. Приподнявшись еще немного, Женька смог увидеть стражника на той стороне.

Все было грамотно и правильно: охранник располагался именно в том месте, откуда можно просматривать всю относительно доступную часть забора вокруг особняка. Страж стоял, прислонившись спиной к дереву, широко расставив ноги и сложив на груди могучие руки. Голову он держал прямо и, казалось, пристально всматривался в видимую часть периметра. Но это только казалось, потому что на самом деле охранник спал.

«Вот это профессионал! – восхитился Женька. – Сколько же надо тренироваться, чтобы научиться спать в такой позе?!» Впрочем, судя по седым космам, торчащим из-под шлема, воин был далеко не молод и времени для тренировок у него хватало. Женька попытался рассмотреть в полутьме его веки: кажется, они неподвижны, значит, не притворяется.

Дорожка под стеной была посыпана мелким гравием, и пришлось максимально смягчить прыжок, чтобы он не хрустнул под ногами. Тихий шорох все-таки прозвучал, но стражник не шевельнулся, и ночной гость опустил в карман камень-голыш – привычное с детства метательное оружие. Бесшумно и плавно, как кошка, он двинулся сквозь знакомый сад.

Ночь поздней весны тепла и благоуханна, и, конечно, все окна в доме распахнуты настежь. Подоконник располагался на уровне его лица, и разглядеть спящих на широкой кровати было невозможно. Женька оперся руками и легко запрыгнул в комнату. Постоял, принюхиваясь и прислушиваясь, потом подошел к изголовью постели.

Спящие были укрыты лишь лунным светом, раздробленным листвой деревьев за окном. К запаху цветов примешивался тонкий дразнящий аромат мужских и женских выделений.

«Они, наверное, неплохо порезвились, – почти без зависти подумал гость. – Мне, наверное, никогда не научиться спать в обнимку с женщиной: чувствую себя связанным и беспомощным, а это невыносимо. Женщины же, наоборот, почему-то ощущают себя в такой позе надежно и защищенно – глупость какая…»

Эллана засопела во сне и слегка подвинулась. Теперь можно было разглядеть лицо ее партнера. Так и есть: Елед – гвардеец, сын здешнего министра финансов. «Что ж, – мысленно усмехнулся Женька, – им очень повезло, что я так и не сумел обзавестись тем, что все называют словом „ревность“. Впрочем, с виду они прекрасная пара, парень, наверное, очень красив по женским меркам. Ладно, будем считать, что он оказал мне услугу, влюбившись в Эллану. Наверное, он дорого заплатит за это… Прощай, Элл! Будь счастлива и постарайся искалечить не слишком много мужских судеб».

Женька постоял еще несколько минут, любуясь обнаженными телами, потом повернулся к приоткрытой двери и сказал тихим, но внятным шепотом:

– Опусти арбалет, Патиш! Не трону я их…

– Выходи отсюда! – так же шепотом приказал капитан и распахнул дверь.

В его огромном кабинете шептаться смысла не было, но предутренние сумерки к крикам не располагали. Патиш опустился в свое кресло и положил взведенный арбалет на колени:

– Стой, где стоишь, ближе не подходи!

– У этой штуки, – улыбнулся Женька, – сбоку такая щеколда, вроде предохранителя. По-моему, ты забыл…

– Да! – не дослушал его капитан. Он вынул из желоба болт и щелкнул спущенной тетивой. – Какого черта?

– Попрощаться зашел, – пожал плечами парень. – Видно, не бывать тебе моим тестем.

– Проваливай! – кивнул капитан в сторону окна.

– Слушаюсь! – усмехнулся гость и влез грязными босыми ногами на белоснежный мрамор подоконника. – Сделай доброе дело, Патиш: скажи дочери, что я застал ее с другим, обиделся и ушел.

– Она знает, что тебе плевать на ее любовников!

– Конечно, знает, но, может быть, не до конца верит, как и все женщины… Уйти просто так было бы совсем невежливо, а я не хочу обижать ее.

– Проваливай! – повторил капитан и подумал, что на самом деле не испытывает никакой злобы к этому парню. Наоборот, он чувствует, что они с ним… Как бы это сказать? Одной крови, что ли? И поэтому могут быть либо лучшими, надежнейшими друзьями, либо заклятыми врагами. Друзьями им не стать, а врагов у него и так хватает, так что пусть уходит. Только бы дочь не взбрыкнула… Кажется, она уже поняла, что в жизни ей нужен именно он, но еще не научилась отказывать себе в чем-то ради конкретного мужчины. Ничего, перемелется…

Женька спрыгнул на булыжную мостовую, осмотрелся и поднял лицо к предрассветному небу: все! Прощай, Хаатика! Он вновь одинок и свободен! Даже непривычно как-то – ведь чуть не засосало…