Алексей Волков - Флаг Командора

Стоп!

– Идиот! – Ширяев хлопнул себя ладонью по лбу. – Это же надо, не сообразить!

Теперь Калинин взглядом требовал от него объяснений.

– Про это писали, только не помню где. Ну, что на Ямайке было что-то типа пиратской столицы, а потом случилось землетрясение, и город погиб. Только дату забыл. Неужели?!

Вопрос повис без ответа. Аркадий ничего не знал о конце своеобразной пиратской республики, как перед этим ничего не знал и о ее существовании. Не каждому дано в детстве переболеть романтикой парусов и дальних странствий. Да и те, кто переболел, не назовут потом дат. Один только янки у Марка Твена держал в памяти места и даты позабытых солнечных затмений. Остальные забывают гораздо более нужные вещи, чем то, что произошло за много веков до их рождения.

Не помнил об этом и Командор. А может, и не знал никогда. Это было невероятное, однако всего лишь совпадение, из тех, что временами происходят на земле.

Шестого июня тысяча шестьсот девяносто второго года страшное землетрясение обрушило Порт-Ройал в море. Погибли люди, дома, и даже могила знаменитого Моргана исчезла, словно никогда не злодействовал этот знаменитый пират, ставший позднее одним из национальных героев Великобритании. Командор в это время находился уже далеко от места трагедии, и лишь чья-то слишком бурная фантазия смогла соединить в одно целое два совершенно не связанных между собой события. Но люди порою придумывают и не такое.

Флибустьерство медленно умирало. Власти больше не были заинтересованы в вольных добытчиках и добровольных борцах с испанским засильем. Политика Людовика стала более жесткой, и в то же время у пиратов не было признанного лидера, способного повести их на крупное предприятие. Последний из великих флибустьеров Граммон не захотел принимать от властей подачки и, отказавшись от поста вице-губернатора, с тремя кораблями отбыл в неизвестном направлении. Теперь сообщество инстинктивно искало человека, не менее авторитетного, умелого и удачливого, способного не возглавить (у флибустьеров не было и не могло быть единого руководителя), а стать символом их суровой и бесшабашной жизни.

Поэтому так жадно и ловились слухи о каждом новом удачном деле, и почти все посетители таверны азартно подключились к обсуждению новостей.

– Командор Санглиер… – донеслись до Ширяева два понятных слова, а вот дальше…

– Что они о нашем Командоре говорят? – Григорий уже оправился от изумления и теперь взирал на окружающих с некоторой гордостью.

– Надо было самому языки изучать, – буркнул Аркаша, но признался: – Я сам по-французски не очень. А они еще галдят скопом. Кажется, одни восторгаются, а кто-то говорит, что это все ложь.

– Кто?! – возмущенно выдохнул Ширяев.

Настоящий солдат всегда гордится своей частью и теми из офицеров, которые соответствовали высокому званию. Даже спустя годы после службы. Или тем более. Прошедшее имеет свойство окрашиваться в романтические тона. Здесь же прошлое диковинно сплелось с настоящим, и бывший командир превратился в нынешнего Командора.

А оскорбление командира – это и оскорбление всех бойцов, служивших и служащих под его командованием. И уж это прощать нельзя никому.

– Кто? – повторил Ширяев.

Спорили теперь двое. Оба с обветренными загорелыми лицами бывалых моряков, с крепкими фигурами. Один, черноволосый, одетый в когда-то богатый, а ныне засаленный камзол, что-то говорил с ехидцей, другой, рыжий, в грубой кожаной куртке, ему усиленно возражал, помогая себе жестами.

Калинин напряженно прислушался:

– Который в куртке говорит, что сам слышал эту историю, а в камзоле заявляет, что не родился еще тот человек, который смог бы выбраться из Порт-Ройала, да в придачу угнать бригантину, взорвать форт, устроить пожар. Про уничтожение города он просто молчит.

– Ну, город мы, положим, в самом деле не трогали, – процедил Григорий, недобро косясь на скептика.

– Командор Санглиер… – промолвил тот, в камзоле, и добавил нечто явно хлесткое.

По крайней мере, Ширяев понял его именно так.

Кто-то из слушателей засмеялся, другие лишь покачали головами.

– Говорит, что Командор придумал эту историю, чтобы обмануть дураков и создать себе репутацию, – в ответ на требовательный взгляд Ширяева перевел Аркадий. – Мол, никакой он не командор, а лишь бродячий сказочник.

Ширяев медленно поднялся.

– Ты что? – Аркадий попытался посадить напарника на место. Куда там! С большим успехом можно было стронуть с места какую-нибудь средней величины гору.

– Эй, как тебя, месье! – последнее слово в устах бывшего сержанта больше напомнило «мердье».

В зале сразу воцарилась тишина. Взоры собравшихся сконцентрировались на явно напрашивающемся на неприятности незнакомце.

– Если сам годен лишь языком молоть, то нечего хаять того, кому в подметки не годишься. Аркаша, переведи!

– Командор же просил не встревать…

– Я сказал: переведи! И чтобы дословно! – в голосе Ширяева прозвенел металл. Совсем, как у его командира.

Да Калинину и некуда было уже деваться. Флибустьеры поняли, что он явно в состоянии перевести вызов на понятный им язык, и теперь выжидающе смотрели на него.

Насколько перевод соответствовал оригиналу, сказать Ширяев не мог. Скорее лишь в общих чертах. Аркадий действительно не знал языка в совершенстве, да и знал бы, может, поостерегся бы говорить чересчур грубо.

Но слова все равно прозвучали, и их смысл был понят.

Была не была! Калинин тоже поднялся и встал рядом с Ширяевым.

Мужчина в камзоле что-то спросил все с той же ехидцей.

– Он говорит, откуда ты взялся? Не подыгрываешь ли ты сказочнику на флейте?

– Я – гвардии старший сержант ВДВ Григорий Ширяев. Был с Командором и на Ямайке, и раньше. Пусть скажет, кто он такой? Кому я сейчас на морде кулаками сыграю?

– Жан-Жак Гранье. – Представление флибустьер понял без перевода.

Он явно рассчитывал на то, что его имя произведет на Ширяева впечатление. Зря. Все-таки не литературный персонаж, живой человек, и откуда он мог быть известным выходцу из другого времени?

Поняв, что имя проигнорировано, Жан-Жак иронически поклонился, не спеша стянул с себя две перевязи с парой пистолетов на каждой, бросил их на ближайший стол, а затем зашвырнул туда же пояс с полусаблей и камзол.

То ли сыграл свою роль Аркашин перевод, то ли Жан-Жак был так уверен в себе, а может, в этой таверне не было принято проливать кровь, но драться явно предстояло без помощи оружия.

Впрочем, под когда-то белой кружевной рубашкой отчетливо бугрились такие мышцы, что поневоле создавалось впечатление: оружие ему не требовалось.

Ширяев молча отстегнул свой пояс и последовал примеру соперника, сняв куртку и оставшись в заштопанной голубой тельняшке.