Алексей Волков - Поход Командора

– Надо было захватить Коршуна живым. – Благодарить преданного Джорджа леди отнюдь не собиралась.

С ее точки зрения, переворот требовалось произвести значительно раньше, а самозваного капитана непременно повесить, но никак не зарезать. В любом деле требуется порядок и верность традициям.

Связанные арестанты ждали решения судьбы в самом центре поляны. Их недавние товарищи проворно подбрасывали в костры сучья, дабы хоть так осветить место предполагаемого суда.

В том, что суд состоится как можно скорее, были уверены все. От юнги до боцмана.

Ягуар тоже считал, что медлить в подобных делах нельзя. Однако, помимо наказания виновных, существовала куча дел, с которыми требовалось ознакомиться. Поэтому виновные получили возможность пожить еще. Хотя бы до рассвета.

Некоторым из них повезло больше. Ягуар вникал в дела тщательно, стараясь не упустить из виду каждую мелочь. Поэтому к судебной процедуре приступили лишь под утро.

Пистолеты Командора к тому времени нашлись. Настроение Мэри, соответственно, несколько улучшилось. После допросов свидетелей она приказала повесить лишь пятерых, тех, кто больше всех был замешан в стихийном бунте.

Первым испытал прочность веревки Франсуа. А вот Анри был помилован. Впрочем, леди еще собиралась передать его в руки закона. Проще говоря, отцу с сэром Чарли.

– Мы должны отправиться до полудня. Ускорить работы насколько возможно.

Люди и без того приступили к труду с первыми лучами солнца. Теперь среди них появился мрачный бородач Анри и, подгоняя, начал вовсю крыть матом.

Офицер прекрасно сознавал, что его единственный шанс – во всем слушаться Ягуара. Остальных же гонять, гонять и гонять. Нерадивые вполне могут познакомиться с пудовым кулаком на месте, а девятихвостка потом закрепит данное знакомство.

Лудицкий, к примеру, в течение утра успел отведать кулака минимум дважды.

Наташа с Юлей ждали послаблений напрасно. Понимание возможно между пленниками. Но какое понимание может быть между пленником и его похитителем?

Тем более место Мэри вновь занял безжалостный Ягуар…

Взяв в очередной раз след, индейские следопыты вели нас так уверенно, словно мы шли не по девственным джунглям, а по четко обозначенной дороге. Притом, что буквально перед этим мы потратили столько времени на всевозможные блуждания, остановки, повторные розыски…

Каюсь, невольно подумал: неужели на проводников так повлияли топорные подарки? В смысле, подаренные им топоры? Но как же тогда месть, о которой рассуждал старший из наших помощников?

Мы шли почти без привалов. Не скажу, что слишком быстро. Все-таки дремучий лес не поле. Тут то и дело приходилось продираться через такие заросли, которые в любом другом случае предпочтешь обойти.

Хорошо, что отряд составился не просто из добровольцев, а из тех, кто с самого начала оценил себя человеком, который в состоянии одолеть любой поход. Слабому не выдержать пройденного нами пути.

Даже у меня, привычного к пешему хождению, гудели ноги. Сверх того, в джунглях царила страшная духота. Любой лес удерживает тепло. Тот самый воздух, который по законам физики должен подниматься вверх, наталкивается на кроны, да так и остается под ними.

Впрочем, может, я ошибаюсь, и причина в другом. Неким слабым отголоском из юности приходит воспоминание. Когда я занимался планерным спортом, восходящие потоки мы всегда искали над лесом.

Как давно это было!

На одном из редких привалов не выдерживаю и через Аркашу спрашиваю старшего проводника о причинах такой уверенности в маршруте. Понятно, Ягуар шел к реке, да только в лесу нет четких дорог, а река – это цель, или, если угодно, направление.

Европеец снисходительно бы усмехнулся в ответ на мой вопрос. Мол, вот идиот, не понимает очевидного. Наш проводник к европейцам отношения не имеет и отвечает со всей серьезностью:

– Кто-то из наших пленных пометил путь.

– Как пометил? – не понимаю я.

Невольно начинаю оглядываться, однако ничего такого не вижу. Лес как лес.

Проводник встает, поправляет топор, с которым не расстается ни на минуту, подходит к какому-то кусту (не биолог я, российские растения знаю на троечку, дуб, осина, ель, а уж местные…) и показывает на обломленную ветку.

Ветка торчит под прямым углом. В месте перегиба виднеется сердцевина.

Как такое можно устроить походя, не очень представляю, однако теперь многое становится понятным. Вплоть до того, что помечал действительно кто-то из индейцев. Мои женщины не догадались бы, а пиратам вести за собой погоню нет решительно никакого смысла.

Следовательно, помощи ждут не от нас, а от представителей своего племени.

По словам проводников, река достаточно близко. Не настолько, чтобы выйти к ней в ближайшие часы, однако завтра или послезавтра мы должны оказаться у ее берегов.

Была бы возможность передвигаться ночью, закончили бы поход раньше. Да только по таким джунглям в темноте не походишь. В лучшем случае – поблуждаешь. Про поиски следов во мраке не приходится даже говорить.

Ночь нормально отдыхаем. Спим прямо на земле, однако после непрерывного движения даже это кажется верхом удобства.

Выступаем рано. Завтракаем в темноте, зато полнее можем использовать светлое время суток.

Люди заметно устали за долгое странствие, но никто не жалуется. Суровая жизнь приучила флибустьеров стойко переносить любые трудности, будь то на море или на берегу. История флибустьерства полна длительных походов по суше. Один Панамский перешеек пересекался столько раз! У нас хоть осталось немного продовольствия. В знаменитой экспедиции Моргана пираты питались собственными ремнями и прочими кожаными частями одежды.

Мои современники тоже не жалуются. С кем поведешься… Шагают, мрачные и такие упорные, что ни за что не поверишь: в прошлом эти люди были хозяевами жизни. Существами, несколько изнеженными цивилизацией и собственными деньгами.

На меня самого порой находит отупение. Переставляю ноги, не думая ни о чем. Чуть не сплю на ходу, потом прихожу в себя, и так по замкнутому кругу.

Донимает духота. Тут бы из всей одежды – кроссовки, джинсы и маечку. Вместо этого на мне напялены ботфорты, под камзолом поддет жилет, на голове треуголка, хотя после ухода из армии я никогда не носил головных уборов.

Остается благодарить судьбу за перенос в конец семнадцатого века, а не двенадцатого или пятнадцатого. Ведь тогда пришлось бы нести на себе кучу железа, включая стальной горшок на голове.

Флейшман рядом идет угрюмый, уже явно не соображающий, где он и зачем.

– Юра, ты умный человек. Объясни: куда девались обезьяны? – спрашиваю его.