Александр Абердин - Три года в Соединённых Штатах Америки

Между прочим, все они попали в прицелы кинокамер, но Жан-Жак Паскаль, на лице которого красовались огромные чёрные очки, нахлобучил себе на самые брови шляпу, поднял воротник своего серого плаща и так втянул голову в плечи, что даже носа не было видно. Шпион, что тут можно сказать. Через час с небольшим, когда «Клементина» снова лежала в дрейфе, все шестеро поднялись по сходням на борт судна и мы обменялись крепкими рукопожатиями. Как мне показалось, очень даже искренними и без подвоха. Оба крепких, рослых француза широко улыбались, пожимая мне руку и хлопая по плечу, а Жан-Кристоф так и вовсе сказал радостным голосом:

– Каждый день прибывали бы во Францию такие перебежчики. Ну, парень, показывай нам свой улов. Мне не терпится посмотреть на то, что ты притащил в Марсель на борту этой посудины. Тридцать тонн опиума! Мне даже не верится в это.

Двое военных моряков, как только были подняты сходни, направились в ходовую рубку, а ещё двое спустились в машинное отделения и я, кивая в ответ на приветствия, сказал:

– Господа, поскольку на этом судне я кок, предлагаю прежде всего пройти в кают-компанию и позавтракать. Времени у меня было немного, но я кое-что для вас приготовил. Прошу.

Кое-что означало следующее: борщ со свининой, стейки с картофелем-фри и зелёным горошком, салат «Цезарь» с курицей, медовый торт на десерт, апельсиновый сок и кофе. Естественно напитки подавались без гипнонаркотика. Оба не таких уж и старых вояки, полицейский комиссар и кадровый разведчик, удивлённо посмотрели на меня, когда я подавать на стол борщ. Поначалу они ели его с некоторой опаской, а потом увлеклись и даже попросили добавки, но я вместо борща принёс им роскошные стейки, а французы их любят не меньше американцев. Салат «Цезарь» им и то понравился меньше, но они и его съели с аппетитом потому, что за последние часы сильно перенервничали и им было не до еды. Оба лишь выпили с утра по чашке кофе. Когда же я подал на стол ещё и свой медовик, то полковник спросил меня:

– Борис, как ты сумел довести судно до Марселя и ещё приготовить для нас такой роскошный обед?

– А очень просто, полковник. – Ответил я и, прищурив глаз выставив руку так, словно целюсь пальцем, добавил – Примерно вот так я выравнивал судно по компасу, потом стопорил рулевое колесо, спускался в машинное отделение, осматривал дизель, а потом мчался на камбуз. Ну, а там, когда стоял у плиты, то постоянно посматривал в иллюминаторы. Кстати, мне было очень приятно, когда французские лётчики поприветствовали меня, я даже потрубил им в ответ, но они, наверное, ничего не услышали. Полковник Паскаль улыбнулся и сказал:

– Зато они это увидели, Борис. Когда они вылетели на поиски «Клементины», то сразу же увидели, что она идёт от Болеарских островов прямым курсом на Марсель самым полным ходом и я приказал им облететь судно и поприветствовать тебя. Оба лётчика прекрасно видели, как ты сначала отдал им честь, а потом дёрнул рукой за тросик гудка. Всё это отлично, малыш, а теперь расскажи нам, чего ты ждёшь от прибытия в Марсель под прицелами кинокамер и фотоаппаратов. Ты перебежал из Советского Союза на Запад по политическим причинам? Весело рассмеявшись, я воскликнул:

– Полковник, я вас умоляю, где я и где политические причины! Понимаете, я авто и мотогонщик, а ещё я умею строить самые быстрые мотоциклы и автомобили, о которых вы уже, наверное, немало наслышаны, но при этом никто так и не сказал, что они сконструированы Борисом Картузовым. Завод «Метеор» тоже моё детище и единственное, к чему я никак не причастен, так это поликарбону, асфальтеновой смоле и водородному топливу, это разработка учёных из Москвы, но именно я сумел найти ей самое лучшее применение, а мне за это… – Сделав вид, что судорожно проглотил комок в груди, выдавливать из себя слёзы я счел излишним, горестно усмехнувшись, я добавил – В общем взрослые дяди с партбилетами в кармане обобрали бедного мальчика Борю Картузова по полной программе, а потом ещё и не дали мне гонять на супербайках и суперкарах. К тому же у меня не сложились отношения с женой. Моя любимая женщина ушла от меня вместе с моим сыном к другому, к полковнику КГБ. Вот тогда я и решил всем доказать, что Борис Картузов… – Снова сыграв рожей горечь на душе, я прервался чуть ли не на полуслове, а потом с кисловатой улыбкой добавил – В общем я не предавал родину и не собираюсь этого делать, господа. Я просто хочу строить самые быстрые в мире гоночные мотоциклы и автомобили и гонять на них. Виктор Батраков, который рвёт всех гонщиков Европы в клочья, мой ученик и как только я сяду в седло своего нового супербайка с таким мотором, какого ещё никто в жизни не видел, он всегда будет только вторым потому, что я лучший в мире гонщик и уже очень скоро докажу это.

Оба Жана выслушали мой крик души очень внимательно и даже сочувственно покивали, но полковник всё же спросил:

– Борис, ты в самом деле ничего не знаешь об этой фантастической советской технологии? Она не даёт покоя нашим лучшим учёным. Если говорить честно, они просто в бешенстве. Отрицательно помотав головой, я ответил:

– Полковник, мне известны только крохи. Я умею работать с поликарбоном и асфальтенкой, знаю, что такое водородное топливо и как его эффективнее всего применять, но ничего, кроме того, что первый углеводородный завод был построен в нашем городе, мне об этом неизвестно. Ну, кроме разве что того, что этот завод построен прямо на месте бывшего нефтеперегонного завода рядом с трубопроводом Баку – Новороссийск и теперь в нефтепорт качают уже не нефть, а водородное топливо. Франция ведь тоже его покупает у Советского Союза. Понимаете, как только наш бывший первый секретарь крайкома партии лично привёз мне из Москвы образцы и попросил попробовать поработать с ними, я очень быстро во всём разобрался, но это же было уже готовое сырьё. Ну, а если честно, то даже если бы я и знал секрет производства аморфного углерода, то не стал бы его выдавать никому, но я его просто не знаю. Как только я показал Дмитрию Мироновичу, что такое по настоящему прочный поликарбон, он моментально улетел с моими образцами в Москву, а через несколько дней нашу керосинку закрыли на модернизацию и вскоре всю новую промзону опутали колючей проволокой. Вот ведь что обидно, я ведь пусть и в эскизах спроектировал целых три завода, автомотозавод, тракторный завод и завод сельхозтехники, научил их изготавливать пресс-формы, первичные и основные, а на самом заводе «Метеор» так ни разу не был.

Мы поговорили ещё около часа в том же духе и я всё это время плакался, какой я хороший и как меня, бедненького, обвели вокруг пальца. Заодно я коротко рассказал обоим Жанам о том, как перепрыгнул через колючку и сбежал из Советского Союза, чтобы доказать всем, кто такой Борис Картузов на самом деле. В общем, как сказали бы мои любимые дети: – «Папик чисто-конкретно метёт пургу и давит на слезу.» Но зато как вдохновенно я мёл пургу, только что не размазывал слёзы по щекам и не рвал на груди рубаху. В конце моей исповеди комиссар Лагранж со вздохом признался мне: