Nik Держ - Оскал зверя (Пес-2)

— Хе-хе, — рассмеялся отец Филарет, когда зашел об этом разговор, — стар я для таких опытов, да и привык я уже к своим причиндалам. Не скрою, пару раз приходилось… Но это касалось лишь груди и вторичных половых признаков. Стать существом другого пола, я как-то не решился.

— А этому можно научиться? — с надеждой спросил Феофан.

— Можно. Процесс долгий, болезненный, требующий полной концентрации… У меня он занял больше сотни лет!

— Действительно солидный срок, — согласился контрразведчик. — Вот разберемся с агрессорами…

Сидя на завалинке, батюшка Феофан улыбался своим мыслям.

— Эх! Красота! — На скрипучее крылечко выбрался из дома зевающий Министр. В одной руке он держал большой надкусанный бутерброд с докторской колбасой, во второй — солдатскую походную кружку.

— Доброго утра, батюшка! — заметив скучающее начальство, поздоровался Петр Семеныч.

— Ну и горазд ты спать, Петенька! — вместо приветствия ласково попенял Мистерчуку монах. — Какое же это утро? Полдень на дворе! Все уже давно встали, и занимаются делом!

— Знаете что, батюшка, — Министр запихнул в рот половину бутерброда и, бессовестно чавкая, произнес:

— Я тоже делом занят! Не менее важным, между прочим!

— И чем же, позволь тебя спросить?

— Сплю! — выпалил Петр Семеныч, заталкивая в рот остатки еды. — Мне от ваших прививок до сих пор хреново! Вы бы дали, батюшка, задание своим яйцеголовым, чтобы они с «экстрактом» поработали — отходняк жуткий.

— А таблетки, они же снимают…

— Ага, снимают, но лишь на несколько часов. Для того чтобы ноги унести — достаточно, но не больше!

— Хорошо, я озадачу руководителя фармакологического направления.

— Во-во! — поддакнул Министр. — Пусть поработают! Так что сон для меня — такая же рабочая составляющая! — довольно закончил Петр Семеныч.

— Ты полностью восстановился после экспедиции? — неожиданно потеплевшим голосом произнес батюшка. — А то я, дурак старый, даже и…

— Да не парьтесь, батюшка — я в норме! Правда, откатец в этот раз был мощнейший. Может быть, посох виноват? Сильная штуковина. У меня ведь чердак снесло — мама не горюй. Властелином мира себя возомнил. Сейчас даже прикасаться к нему боязно, — признался он.

— Не надо бояться, — из-за угла дома показался отец Филарет, видимо слышавший последние слова Мистерчука. — Сейчас такого не произойдет, — со знанием дела заявил он.

— Почему вы так уверены в этом, уважаемый? — решил прояснить ситуацию Петр Семеныч.

— Использовать посох в самом сердце усыпальницы не решился бы и сам Кемийоке. Это было большой ошибкой!

— Да это я и сам понял, — согласился Петр Семеныч. — Концентрация магических полей в подземелье просто чудовищная! Но я так и не разобрался, где находится основной источник излучения.

— Источник намного ниже, на каком-то из глубинных уровней. Но что он собой представляет, не знал даже учитель…

— Или просто не хотел с тобой поделиться этой тайной, — предположил Министр.

— Все может быть, — не обиделся отец Филарет. — Я тогда был молодым и глупым.

— А где остальные? — огляделся по сторонам Мистерчук.

— Готовят полигон, — ответил батюшка Феофан.

— Какой полигон? — мучительно соображал Петр Семеныч.

— Пестр Семеныч, я тебе не перестаю удивляться! Ты чего, все проспал? — не поверил Генерал.

— Да говорю же, хреново мне было, — раздраженно повторил Министр. — Совсем не соображал. Вот только-только полегчало. Так что за полигон?

— Полигон для испытания секретного оружия.

— Какого оружия? — вновь затупил Министр.

— Петя, с тобой действительно все в порядке? — озадачился здоровьем подопечного батюшка.

— Да, нормально! — отмахнулся Мистерчук. — Со сна еще покачивает, а так — нормуль! Какое оружие?

— Да ты у нас секретное оружие! — рассмеялся батюшка. — Правда, с тормозами у оружия не все в порядке.

— Так вы о посохе? — наконец догадался Мистерчук.

— Слава Богу! — воскликнул батюшка. — Дошло, наконец, по длинной шее! Других вариантов у нас и не было!

— А мне откуда знать? Может вон, отец Филарет свой старый арсенал откопал.

— Увы, мне, увы, — выразительно развел руками отец Филарет.

— Понятно, — тяжко вздохнул Петр Семеныч, — значит, мне опять за всех отдуваться? Дайте-ка догадаюсь, полигон — тутошнее заброшенное кладбище? Угадал?

— Угадал, — подтвердил батюшка Феофан.

— Ох, грехи мои тяжкие! — притворно изобразив на лице скорбные муки, простонал Министр. — Опять со жмурами возиться! Как они мне дороги!

— Петя, кроме тебя у нас некромагов нет, — в тон ему так же скорбно произнес батюшка Феофан. — Поэтому держись, внучок…

— Ага, атаманом буду! — съязвил Министр.

— Точнее — полководцем! — поправил батюшка.

— Почему полководцем? — не понял Мистерчук.

— у посоха есть имя, — пояснил отец Филарет, — «Полководец».

— На какое время испытания назначены? — решил уточнить Петр Семеныч.

— Ближе к вечеру, — ответил батюшка. — Чтобы тебе работу облегчить, парням нужно вскрыть десяток могил.

— Тогда я еще сосну, — позевывая, ответил Петр Семеныч. — Чувствую, силенки мне еще сегодня понадобятся.

— Пусть спит, — согласился с доводами Министра отец Филарет. — Силенки ему действительно понадобятся.

Благостную идиллию заброшенного сельского кладбища нарушали варварски разрытые могилы. Черные пласты свежей земли, покрывающие изумрудную кладбищенскую поросль, раскуроченные надгробия, срубленные и сваленные в кучу потемневшие от времени деревянные кресты смотрелись жутко и противоестественно. Еще противоестественней смотрелись вынутые из земли после долгого заточения, прогнившие и провалившиеся внутрь гробы. Они рядком стояли под сенью большого ясеня, росшего у покосившейся ограды погоста.

— Прости, Господи, души наши грешные! — истово перекрестился батюшка Феофан, проходя мимо изувеченных временем и неумолимым гнетом сырой земли домовин. — Не ради глумления и наживы нарушили мы вечный сон рабов божьих! А ради жизни и процветания всего рода человеческого на этой земле! Не отмолить мне мои грехи и за тысячу лет, но я готов… Готов гореть в геенне огненной за свои прегрешения. Прости, Господи! Прости…

Батюшка еще раз перекрестился и направился вглубь кладбища, откуда до него доносилась человеческая речь. Контрразведчиков батюшка нашел на краю очередной разрытой могилы, с наслаждением пускающих клубы табачного дыма в прозрачный деревенский воздух. Рядом, облепленные свежими комьями земли, лежали три лопаты. Поджарое тело майора лоснилось свежим потом. Посеченный же шрамами мускулистый торс Вольфа был сух, как будто это не он целый день занимался тяжелым трудом землекопа.